«В какую я землю гоню [его]?
Саврасого, с медным отливом, коня я преследую;
Чес-Пилек дочку Ак-Хана
К хвосту саврасого коня девятью узлами привязал».
«С тех пор, как саврасый конь в мою землю прибежал, спустившись,
Три дня прошло.
На светло-игреневом коне ты [его] не настигнешь.
На моего небесного вороного коня садись [и] гонись! — сказал.
Подобных небесному вороному коню на белом свете коней не рождалось, — сказал.
Не пройдет и трех дней, как настигнешь, — так сказал.
[Но] послушай, Алтын-Топчу,
Небесного вороного коня ты камчою [смотри] не ударь!
Если камчой хлестнешь,
Словно белый пепел, вспыхнув, исчезнешь!»
Это услышавший Алтын-Топчу
Из золотого дворца вышел,
Небесного вороного коня отвязал,
Словно летучая мышь [к нему] прильнул.
Развернувшись, за саврасым конем поехал,
На восьмидесятый подземный слой земли погнал [коня] вниз.
Алтын-Топчу про себя думает:
«Если бы я на светло-игреневом коне гнался бы,
Саврасого коня [все равно] настиг бы!»
С золотой рукоятью черную короткую плеть на правое запястье надел,
Подняв [ее], на широкий круп небесного вороного коня опустил.
Когда небесный вороной конь, взбрыкнув, побежал,
Память свою [Алтын-Топчу] мгновенно потерял, оказывается.
Затем осознал:
Небесный вороной конь конским голосом ржет,
Богатырскими словами разговаривает:
«Так что же, Алтын-Топчу,
Почему твой великий разум вышел?
Саврасого коня настигнув,
Я [уже] третий день рядом бегу», — так заржал.
Алтын-Топчу глаза свои затем открыл:
Небесный вороной конь с саврасым конем удила в удила бежит.
Саврасого коня за серебряные поводья схватил,
С коня [своего] спрыгнул.
Алтын-Топчу затем посмотрел:
Девочки на конском хвосте не видно.
За хвост саврасого коня схватив,
Затем увидел:
Девчушка в основание хвоста,
Медной иглою став, воткнулась, оказывается.
Медную иглу наружу вытащив,
На черную землю [её] бросил.
Девчушка, свой облик [приняв], [на ноги] вскочила.
Когда Алтын-Топчу саврасого коня, за хвост схватив, тряхнул,
Красное мясо [без шкуры], девять верст пробежав, упало*Это устойчивая эпическая формула. Ср. в записях у Н. П. Дыренковой в сказании «Кан Арго печелиг Кан Мерген»: aγ-oj-attyņ quzuruγunaņ qāb ałyp, silgibəze-bergenin – qyzył edi qysqyra paryp, aq čāzyda ölüp ašty ’бело-сивого коня, схватив за хвост, встряхнул. Завизжав, в белой степи конь умер-погиб’ (ШФ: 90-91); здесь в переводе исследовательница упустила указание на «красное тело/мясо (без шкуры)» (кызыл эди); а также в сказании «Ак Кан»: quzuruqtaņ qāb ałyp, silgibize perdi. qyzył edi qysqyr-kelip, aq čazyγa ölüp ašty ‘за хвост коня схватил и стал трясти. Красное мясо завизжало, в белой степи конь издох’ (ШФ: 170-171). Следы этой же формулы можно угадать и в русском пересказе эпического сказания «Алтын-Кылыш» в переводе А.И. Смердова: «Синегривого жеребца // Алтын-Кылыш за хвост ухватил, // Над головой раскружив, о скалу ударил – // Шкура в руках осталась, // Мясо и кости во все стороны разлетелись…» (Ай-Толай 1948: 74)..
Девчушку схватив,
Сминая [руками],
В золотое яйцо превратил [и]
В правый карман затолкал.
К небесному вороному коню словно летучая мышь прильнул,
Развернув [коня],
В землю Ульгер-Мёке погнал.
У основания золотой коновязи
С коня спрыгнул,
К светло-игреневому коню (рядом) подвел,
Девятью узлами привязал.
В золотой дворец вошел.
Дверь открыв, поздоровался,
Порог переступив, поприветствовал.
Ульгер-Мёке [его] под руки подхватывая,
За золотой стол усаживая,
Едой-питьем потчевать стал.
«Так, Алтын-Топчу,
Саврасого коня настиг ли?» — так спросил.
«Саврасого коня настигнув, красное мясо его вытряхивая, [так] я ударил,
Ак-Хана дочки чистую душу я спас», — так ответил.
Из правого кармана золотое яйцо вынул,
На чугунный гладкий пол бросил:
Девушка сама собою став, [на ноги] вскочила
Золотой дворец от девичьей красоты ярким светом озарился.
У увидевшего это Улгер-Мёке
Из двух глаз слезы капать стали.
«Да, дитя Ак-Хана,
Ты, оказывается, совершенно несчастной сотворилась, — так сам себе сказал. —
Так, жена моя, Алтын-Кас,
Мне в тажуур, что и шестидесяти алыпам не выпить,
Чистого кумыса-вина налей,
Ребенку Ак-Хана
Я имя наречь [должен, так] Создатель установил», — так сказал Ульгер-Мёке.
Алтын-Кас в тажуур, что и шестидесяти алыпам не выпить,
Чистого вина налив,
На золотой стол поставила.
Ульгер-Мёке тажуур двумя руками взял,
Из золотого дворца вышел [и]
К берегу черного моря спустился.
Белый свет разрывая, закричал,
Подземный мир раскалывая, закричал.
«Если имя, пусть именем будет,
Если не имя, пусть ветер [его] унесет!
Имевшая отцом Ак-Хана,
Имевшая матерью Алтын-Арыг,
Несчастной сотворившаяся,
Солнца не видящая
Кюн-Кёёк пусть ты будешь!» — так назвал.
Развернувшись,
К золотому дворцу побрел.
В золотой дворец вошел,
Тажуур на золотой стол положив,
К золотому столу подсел,
Двух глаз слезы,
Словно белые бусины, проливаясь, падают.
«Да, Ак-Хана дитя,
На белом свете самой лучшей сотворившейся
Девушкой ты, оказывается, будешь.
[Но] ты, оказывается, совершенно несчастной сотворилась.
‘После этих дней живой осталась’, так не думай,
После этого совсем трудные дни настанут!»
В течение шести дней сидя,
Еду-питье ели.
Через шесть дней
Алтын-Топчу на ноги вскочил.
«Да, Ульгер-Мёке, большое спасибо вам, [но]
Имеющий землю человек скучает,
Имеющий реку человек жажду [по своей воде] испытывает,
Хоть и низкая, но своя гора у меня есть,
Хоть и мелкая, но своя река у меня есть.
На мою родину вернемся мы, пожалуй», [так] сказав,
Кюн-Кёёк, [руками] сминая,
В золотое яйцо превратив,
В правый карман затолкал.
Попрощавшись друг с другом,
Из золотого дворца он вышел.
С золотого крыльца спустившись,
Светло-игреневого [коня] отвязал,
Словно летучая мышь, [к нему] прильнул.
Развернув, к солнечному миру погнал.
На солнечный мир выехав,
К белой тайге с шестьюдесятью перевалами погнал [коня].
В девять прыжков
К подножию белой тайги
На гладкий хребет заскочил,
На седловину [горы], [формой подобную] изгибу седла, прискакал.
Внимательно посмотрел вниз:
Скот стоит, как стоял, народ живет, как и жил.
У основания золотой коновязи, что коню не под силу вырвать,
Лучший из коней светло-каурый конь стоит.
Неторопливо*Букв. ‘шагом’ спустившись,
В золотой дворец, дверь открыв, вошел.
На золотой кровати алып лежит, оказывается,
Под золотую кровать
Камчу свою с золотой рукоятью подпоркой подставив, лежит, оказывается.
Когда Алтын-Топчу поздоровался,
Потомок алыпов [на ноги] вскочил,
Приветствием ответил,
«В мою землю на светло-игреневом коне ездящий
Что за алып приехал?» — так спросил.
«Что за алып (по имени) я буду?
На светло-игреневом коне ездящий
Алтын-Топчу я буду!
За Ак-Хана вступившись,
Чес-Пилека побивши,
Саврасого коня я догнал.
К хвосту саврасого коня привязанную
Ак-Хана новорожденную маленькую дочку нагнав,
Сюда*Дословно ‘на эту землю’ вернул», — сказав,
Из правого кармана золотое яйцо взяв,
На чугунный пол бросил.
Золотой дворец весь от девичьей красоты ярким светом озарился.
«Здравствуй*Букв. ‘здоров ли ты?’, дорогой ты мой (младший) брат», — сказав,
Могучую шею его обхватив, в голос заревела.
«Да, Алтын-Топчу, Атын-Арыг, моя мать, нас близнецов родила.
Когда Чес-Пилек до чистой души отца моего, Ак-Хана, добрался,
Сначала я родилась,
Своего новорожденного маленького брата
В глубине сороковой комнаты я спрятала,
[А] сама я навстречу к Чес-Пилеку вышла.
Чес-Пилек моего брата не нашел*Букв. ‘не нашедшим остался’,
Меня наружу вытащив,
К хвосту саврасого коня привязал.
Алтын-Арыг, мою мать, внутри золотого дворца,
Ударил [так, что] чистую душу ее выбил.
Так, младший брат мой, что за алып (по имени) ты стал?»
«Ездящий на светло-кауром коне Ай-Толай — так я был назван».
«[А] меня [живущий] на семидесятом подземном слое Ульгер-Мёке
Солнца не видящей Кюн-Кёёк (так) назвал» —
Заплакала девушка.
Кюн-Кёёк из одного пирога десять пирогов,
Из десяти пирогов — сто пирогов сотворила,
На золотой стол еду-питье положив,
Алтын-Топчу и Ай-Толая [за стол] усадив, накормила.
Еду-питье поев,
Алтын-Топчу сказал:
«Так [что же], Ай-Толай,
С твоей старшей сестрой, Кюн-Кёёк,
Нас благословив*Дословно ‘две головы наши соединив’,
[Её] мне не отдашь ли?»
Услышав это, Ай-Толай ответил:
«Тебе не отдавший девушку
Кому [тогда её] отдам я?!
Рядом садитесь,
Благословлю-ка я вас!»
Усадив,
Благословил [их].
Алтын-Топчу сказал:
«Так, Ай-Толай,
С тех пор, как я из своей земли выехал, много времени прошло,
В свою землю возвращаться надо», — сказав,
[На ноги] вскочил.
С Ай-Толаем попрощались.
Кюн-Кёёк, сминая [руками],
В золотое яйцо превратил,
В правый корман затолкал.
Из золотого дворца вышел,
Светло-игреневого коня отвязав,
Словно летучая мышь [к нему] прильнул.
Ай-Толай следом вышел [и] говорит:
«Послушай, Алтын-Топчу,
Когда к основанию (своей) белой тайги приедешь,
Через три дня
В твою землю над ханами белого света верховодящий
Алтын-Кылыш, ездящий на златогривом чалом коне, приедет.
Ты, золотой свой дворец закрыв, сиди,
Пока я не приеду, ты из золотого дворца не выходя, будешь сидеть.
Я отсюда в трехглазую золотую подзорную трубу все увижу», — сказал.
Алтын-Топчу своего коня развернув, домой поскакал.
Ай-Толай, в свой дворец зайдя,
В девятую комнату зашел,
Золотой сундук открыв,
Трехглазую золотую подзорную трубу достал.
Обратно вышел,
К золотому столу подсев,
Еду-питье поел.
Через три дня,
Окно открыв,
В золотую подзорную трубу стал смотреть.
Затем увидел:
К основанию белой тайги с сорока перевалами
Чалый конь прискакал,
Размером с осколок тайги алып, ехавший на нем, оказывается,
С коня соскочил,
Золотой дворец правым коленом поддал [так, что],
Золотой дворец на шесть саженей в сторону покачнулся.
Левым коленом ударяет,
[Дворец] вновь на шесть саженей в сторону покачнулся.
Затем увидел:
Дверь золотого дворца отворилась,
Алтын-Топчу из дворца выбежал.
С золотого крыльца (спускаясь) спрыгнув,
Потомка алыпов за широкую грудь схватил.
