Ранее была опубликована статья «В заложниках у национального парка», где рассказывалось о проблемах населения отдаленных поселков в связи с соседством с особо охраняемой природной территорией.
В продолжение темы — интервью с директором ФГБУ «Шорский национальный парк» Валерием Борисовичем Надеждиным:
— Валерий Борисович, всем понятно, жизнеобеспечение семьи, живущей в отдаленном поселке, ввиду отсутствия рабочих мест полностью зависит от того, сколько она сможет взять из природной кладовой: насобирать дикоросов, обеспечить себя мясом (в том числе и диких животных), заготовить ореха. При этом не только для своего пропитания, но и на продажу, чтобы поменять это на денежный эквивалент для приобретения предметов быта и одежды, для затрат на воспитание детей. Однако коренные жители, ведущие испокон века традиционный образ жизни, испытывают немалые ущемления, живя рядом с территорией национального парка. Фактически они живут в состоянии постоянно стресса, поскольку для своего жизнеобеспечения вынуждены нарушать закон об особо охраняемых природных территориях.
— Я согласен с тем, что зонирование, которое существует на сегодняшний день, устарело. Сейчас есть четыре зоны. На основании проведенных учеными исследований разработаны основные направления развития Шорского национального парка, на основании которых нами выдвинуты предложения по изменению зонирования. Мы направили предложения по зонированию в Министерство природных ресурсов и экологии, в департамент государственной политики и регулирования по охране окружающей среды еще в 2014 г.
Над этим документом работала группа ученых во главе с Галиной Егоровной Мекуш. Основным вопросом исследования было как раз зонирование национального парка. Руководил тематической группой «Сохранение природного этнокультурного наследия и экологического просвещение» этнограф Владимир Валерьевич Поддубиков.
Ученые пришли к выводу, что при зонировании национального парка не учли интересы коренного малочисленного народа — шорцев, чьи традиции предполагают хозяйственное использование местных биологических ресурсов. Традиционная охота и заготовка кедрового ореха и дикоросов важны как основной источник доходов и составляют основу традиционного быта, материальной и духовной культуры.
— Цель изменения зонирования? И каким образом я — простой обычный житель Горной Шории — зайдя в лес, должна определить, где граница, за которую мне переступить нельзя: где я могу собирать ягоды, грибы, колбу, а где находится заповедная зона? Я же не буду с собой брать в лес карту зонирования национального парка?
— Я понимаю население и понимаю то, что этот вопрос надо решать. Действительно, есть проблемы. Изменения в зонирование надо ввести для того, чтобы все привести в соответствие законам. В целях содействия местному социально-экономическому развитию, устойчивому жизнеобеспечению коренного населения и сохранению его культуры в районах фактического традиционного природопользования коренного населения нами предложено выделить зону традиционного экстенсивного природопользования. Общую площадь зоны установить в размере 70,7% от территории национального парка.
— Что дает населению введение в структуру национального парка зоны традиционного экстенсивного природопользования?
— В зоне традиционного экстенсивного природопользования, когда она будет утверждена, можно будет действовать в соответствии с ФЗ-33 об ООПТ. Эти зоны введены ФЗ-365 в 2011 г., и в п.2 ст.15 прописаны ограничения деятельности в национальном парке. В этой статье указаны исключения видов деятельности, которые допускаются на ООПТ. Можно будет пользоваться всеми доступными возможностями экстенсивной зоны — заготавливать дикоросы, орех для собственных нужд на законных основаниях.
— С введением зоны традиционного экстенсивного природопользования что-то изменится в жизни поселков? Это возвращение к предложению паштыка шорского народа М. А. Идигешевой на сходе в п. Средние Кичи по поводу пятикилометровой зоны вокруг поселков, которая должна отойти в пользование поселков.
— Зонирование — это одно, а перспективы роста территории поселков — это другое. Это не относится к вопросам зонирования. У нас получается так: есть поселок традиционного природопользования, а территории вокруг нет никакой — сразу за огородами начинается особо охраняемая природная территория. Это создает проблемы.
— А сам поселок — точка на карте?
— Совершенно верно! Когда проводилось межевание в 2010 г., обе стороны — администрация и парк — подписали соглашение. Теперь у нас есть кадастровые паспорта на ООПТ (особо охраняемые природные территории). По поводу расширения территории поселков должна выступать администрация района. Это изменение поворотных точек — изменение границ поселков. Это не наша юрисдикция. Надо проводить межевание и переопределять границы поселков. Этот вопрос надо поднимать и его надо решать.
— Суть вопроса в том, что надо вносить изменения?
— Да. Надо не столько вносить изменения в зонирование, сколько провести перемежевание и расширить поселковые территории.
— Такие изменения не будут противоречить закону об ООПТ?
— Конечно, нет! Здесь инициатива должна исходить от самого населения, от общественности, от местных властей. Чтобы уйти от возникающих конфликтных ситуаций, и я уже об этом говорил паштыку общественной организации Марии Ахрановне Идигешевой, надо создать при ООПТ общественный совет, такие советы работают на многих территориях (Алтай, Кинозерский национальный парк). И решать наболевшие вопросы. В общественный совет входят жители территорий, представители парка, ученые.
— И сразу по ходу рассуждения об общественном совете: если бы он был уже создан ранее, то принял бы участие в обсуждении корректив зонирования парка.
— На совете мы бы обсуждали все возникающие вопросы, проблемы. При такой работе сразу намечается диалог. Можно приглашать для обсуждения особо сложных вопросов узких специалистов, чтобы это был консультативный общественный орган при ООПТ. Инициатива должна исходить от общественности, люди должны быть заинтересованы в решении вопросов. Вот тогда диалог будет конструктивным.
— Промысловая деятельность является единственным доходным видом традиционной экономики. Часто такая деятельность носит нелегальный браконьерский характер и скрывается. Каковы пути решения?
— В прошлом году впервые официально по парку была открыта охота. Я ездил в Москву отстаивать квоту, оставили квоту на соболя, не оставили на копытных и на медведя. Это делалось с большим трудом. Меня вызвали к начальнику департамента. И мне удалось убедить, что это один из основных доходов местного населения. И, тем не менее, открыли охоту — придите за разрешением, заплатите небольшой налог и стреляйте на законных основаниях.
Однако мало кто из охотников взял разрешение. К примеру, в Усть-Кабырзе ни один не изволил это сделать. Чтобы объявить сезон охоты, надо провести: а) общественные слушания, б) направить материалы на проведение экологической экспертизы. Сейчас, когда назначат такую экспертизу, надо ее оплатить. В прошлом году мы ее оплатили за счет средств парка (150 тыс. рублей), но в государственные задания эти работы не включены. Это делается за счет собственных денег парка, которые заработаны на туристическом кластере — это около 2 млн. Эти деньги уходят в основном на оплату труда тех, кто оказывает услуги. Это заготовка дров, занятие научной деятельностью, постельное белье на кордонах — тоже за счет заработанных денег, техническое обслуживание помещения национального парка (отопление, покупка угля), поездка в Москву. Мы не можем тратить деньги субсидии на охрану территории парка.
— Каким образом вы отслеживаете браконьеров?
— У нас есть фотоловушки, которые устанавливаются для наблюдения за объектами животного мира, и в том числе туда попадаются и браконьеры. Есть еще космический мониторинг, но он осуществляется с целью противопожарной безопасности. Наблюдение идет со спутника, мы можем наблюдать это с 24-х часовой задержкой по времени.
— Опять-таки вернусь к сходу жителей п. Кичи и высказанным пожеланиям. А нельзя по примеру МФЦ, МБУЗ ЦРБ, Центра занятости организовывать выездные дни, заранее об этом оповестив население, или совместить эти поездки с МФЦ?
— У меня не такой большой штат. Один человек занимается вопросами по охоте. И у него кроме этого много обязанностей. У нас есть свой план работы. Территория в 414 тыс. га — представьте такую площадь. Это треть Таштагольского района. У меня задействовано 54 работника. Из них 24 — охрана.
— Какие изменения произошли за время Вашей работы директором в деятельности национального парка?
— Что я сделал за три года? С начала 2012 г. мне удалось поднять финансирование: до этого было около 11 млн. рублей, стало порядка 17 млн. Мы закупили технику, у нас есть транспорт: взяли уазики, квадроциклы, снегоходы. Обновили лодки, купили моторы. Это помогает в охране территории парка.
— Давайте обратимся к злободневному вопросу о выделении дров.
— Что касается дров: мы принимаем прошлогоднюю лесосеку и выписываем на текущий год. Тут вопросов нет. Дела встали по отпуску древесины на корню для заключения договоров купли-продажи. У нас нет никакой коммерческой заготовки. Здесь мы руководствуемся Лесным кодексом: граждане вправе заготавливать древесину в целях отопления, возведения строения и иных собственных нужд в местах традиционного проживания коренного малочисленного народа (п.5 ст.30). Закон разрешает отпуск древесины коренному населению, но нет механизма реализации этого закона. Пока по деловой древесине необходимо обращаться в лесхоз. Как только механизм реализации будет разработан у нас, т.е. появятся нормы отпуска и установлены ставки платы, мы к этой работе приступим.
P.S. В среду в администрации Таштагольского района встречу работников Шорского национального парка с представителями п. Усть-Кабырза провел первый заместитель главы района Валерий Сафронов. На встрече было жарко. В следующей статье читайте продолжение разговора на эту тему.
Людмила Кирсанова,
фото автора
