Корреспондент «АиФ-Кузбасс» выяснил, существует ли конфликт коренных этносов региона с добывающими компаниями на территории Кемеровской области и можно ли выделить отдельный кузбасский этнос.
Владимир Поддубиков, кандидат исторических наук, считает, что коренные малочисленные народы сейчас очень уязвимы и нуждаются в особой поддержке.
Зачем переселять духов?
Анна Городкова, «АиФ-Кузбасс»: — Владимир Валерьевич, расскажите, как происходит у нас в регионе взаимодействие между шорцами, телеутами и промышленными предприятиями? Сейчас этот вопрос становится всё более актуальным.
Владимир Поддубиков: — В отличие от Таймыра, где только сейчас разворачивается добывающая промышленность, в Кузбассе угольные компании действуют на территории коренных малочисленных народов (далее КМН — Прим. ред.) очень давно. У нас сложилась практика природопользования, которое полностью ориентировано на государственные интересы.
О защите прав КМН заговорили с 90-х годов, когда стали возникать достаточно острые ситуации. В попытке их урегулирования угольные компании, региональная власть и КМН уже наработали существенный опыт. Один из недавних примеров взаимодействия предприятия и местного населения — посёлок Казас в Мысковском районе.
Уже давно было ясно, что это поселение рано или поздно попадёт под действие разреза. Его нужно было переносить. Сейчас эту проблему практически решили: большая часть жителей получила компенсации, которых хватило на жильё в ближайших городах. Но есть нюансы: просто механически перенести населённый пункт недостаточно. Необходимо ещё восстановить нарушенные традиции населения. Возникают, к примеру, вопросы: «А как быть с духами, живущими в районе угольных разрезов?» Не исключено, что переселяться в новый посёлок будут не только люди, но и их сакральное пространство — могут быть проведены обряды с участием шаманов. Необходимость этого для местных жителей очевидна, ведь самое сложное при изменении жизненной ситуации — не утратить связь с корнями, памятью прошлых поколений.
— Что будет, если в деревушке, где живут малые коренные народы, появится, например, шахта? Как промышленность изменит их быт?
— Универсального ответа не может быть, но, как правило, возникает угроза сохранению исконной среды обитания и традиционного образа жизни. Я, к примеру, не знаю ни одно добывающее производство, которое считалось бы на 100% экологически безопасным. Если производства существенно влияют на коренное население, со временем постепенно стираются важные этнические его признаки. Хотя могут быть и положительные стороны: трудоустройство на предприятиях добывающей промышленности.
Однако наши исследования показывают, что иногда у представителей КМН просто нет мотивации работать на этих предприятиях, даже если речь идёт о стабильности и гарантированном заработке. Приведу один пример. Ещё в начале 2000-х годов, проводя очередное исследование, я беседовал с руководителем отдела кадров одной угольной компании. Начал с претензии: «Почему не принимаете шорцев на работу?» В ответ услышал: «Да бог с вами, принимаем! В прошлом году взяли много разнорабочих из числа местных жителей. Но когда пришло время собирать урожай кедрового ореха, некоторые перестали выходить на работу».
Как аукнется, так и откликнется
— До нас на территории области жили шорцы и телеуты со своими традициями, укладом жизни. Как это всё повлияло на нынешний кузбасский уклад?
— На культурное пространство региона, безусловно, повлияло: это важный элемент регионального культурного разнообразия, которое, считаю, важно не менее, чем разнообразие биологическое. Кроме того, сейчас общество активно пытается развивать региональные или локальные бренды в области туризма, в том числе с культурным и этнографическим уклоном.
Россия только вступила на этот путь, а на Западе туземные культуры давно и серьёзно эксплуатируются в туристической индустрии. Мировой опыт показывает, что их культурное наследие действительно способно стать важным ресурсом развития малочисленных этносов сейчас. Но тут стоит ряд проблем, одна из которых — защита авторских прав КМН. Запад с этим вопросом давно знаком, а в России он ещё даже не ставился.
— Много ли коренных народов в Кузбассе, которые живут сами по себе?
— Таковых практически нет. Даже в отдалённых поселениях Таштагольского района местные сообщества шорцев хотя и не испытывают на себе прямого влияния со стороны горнодобывающей промышленности, вовлечены в «природопользовательский бизнес», поскольку стараются на этом заработать. В современной ситуации малочисленные народы практически не имеют шансов жить сами по себе.
— Вы говорили, что, если компания заходит на территорию малого народа и у неё с ним возникает конфликт, это прямой путь к исчезновению этноса. Какой есть другой путь, который бы не привёл к таким результатам?
— Это не совсем так. Путь к исчезновению этноса — это не сам по себе конфликт с добывающими компаниями, а именно ускоренная социальная и культурная модернизация, изменяющая как условия существования этноса, так и его самосознание. У малочисленных народов в таком случае есть, по сути, всего две модели поведения.
Можно стремиться к максимальной изоляции (добиваться придания земле правового статуса территории традиционного природопользования), но это не лучшая стратегия. Действительно продуктивный путь подсказывает опыт зарубежных компаний — установление между компанией и местными сообществами партнёрства, основанного на принципах CSR (Corporate Social Responsibility). Это политика социальной ответственности перед своими сотрудниками и перед местными сообществами, направленная на долговременное сотрудничество. Примеров такого партнёрства за рубежом достаточно.
Проблемы за масками
— Взрослое поколение, скорее всего, осознаёт, что многонациональная страна и область — хорошо. Элементарно потому, что происходит культурный опыт, обмен. А молодёжь осознаёт это?
— Молодёжь думает о том, как найти себя, устроиться на работу, о капиталах, поэтому этнические вопросы её заботят меньше. В начале 2000-х годов в Новокузнецке проводилось исследование среди старшеклассников, в ходе которого планировалось выяснить отношение русских, немцев и шорцев к своим и другим национальностям.
Оказалось, что немцы гордились своим происхождением и считали, что другим повезло в этом смысле меньше, чем им. Русские очень толерантно относились и к себе, и к другим. Шорские же дети практически стеснялись своей национальности. Очевидно, что в этом направлении нужно много работать, особенно со школьниками.
— У нас в регионе существуют разные формы этнокультурного развития: центры встреч, творческие коллективы. Как вы считаете, это действительно помогает народам осознавать свою самобытность?
— Встречи и творческие коллективы важны, потому что позволяют понять друг друга, формируют толерантность. Согласитесь, что нас чаще раздражает что-то незнакомое или малознакомое, которое отличается от того, к чему мы привыкли. В области межэтнических отношений этот принцип работает на все сто. Однако всех проблем КМН они не решают. Сегодня остро стоит вопрос о правовом статусе территорий традиционного природопользования КМН. За охотниками, рыболовами, собирателями и оленеводами должна быть официально закреплена земля.
Приведу пример из Тывы: там китайская компания Лун-Син в соответствии с законодательством РФ недавно зашла на территорию, где тувинцы-тоджинцы веками занимались оленеводством. Некоторые из них уже лишились своих участков, потому что они попали в зону горных работ. Проблема только в том, что жители раньше не оформили документы на свои земли. Но как это объяснить человеку, который об этом никогда не слышал и не знал, что нужно подписывать какие-то бумаги? Считаю, что нужно повышать правовую грамотность КМН.
— Как вы думаете, можно ли выделить отдельный кузбасский этнос, есть ли у нас своё особенное лицо, которое отличает от других регионов России?
— Этносом мы точно не являемся, но черты особой идентичности есть (тот же йети). Они узнаваемы для других. Вспоминаю забавный момент из своей жизни. В 90-е годы, когда в Кемерове было сложно найти модные джинсы, я, как и многие, поехал на новосибирский рынок. Ходил, выбирал себе штаны синего или чёрного цвета. Прошёл по одному кругу, пошёл по второму, и одна продавщица у меня спросила: «А вы не из Кузбасса?» «А как вы догадались?» — спрашиваю.
«Потому что вы выбираете джинсы синие или чёрные, а вы посмотрите, сколько у нас цветов!» Мне кажется, тема нашей кузбасской идентичности не совсем исследована, поэтому так сложно ответить на простой, казалось бы, вопрос: «Что означает быть кузбассовцем?» Без сомнений, это значит любить Кузбасс, жить его судьбой.
www.kuzbass.aif.ru
12.10.2015
