Существует прочная связь между этническим названием народа и его духовной культурой. Духовная культура во многом определяет этническое самоназвание, но вместе с тем она сама находится под его непосредственным влиянием.
Народ, утративший духовную связь со своим прошлым, обречен на духовное сиротство, на «безродность». Обретение национального самоназвания есть поистине акт жизненного самоопределения.
Теряя связь со своим прошлым, человек теряет доступ «к глубочайшим колодцам духа и к священным огням жизни, ибо эти колодцы и эти огни всегда национальны: в них заложены и живут целые века всенародного труда, страдания, борьбы, созерцания, молитвы и мысли. У римлян изгнание обозначалось словами: «воспрещение воды и огня». И, действительно, человек, утративший доступ к духовной воде и к духовному огню своего народа, становится безродным изгоем, беспочвенным, бесплодным, обезличенным скитальцем по чужим духовным дорогам». Ему «грозит опасность превратиться в исторический песок и мусор. Национальное обезличение есть великая беда и опасность в жизни человека и народа, этого необходимо остерегаться» (1).
Одним из путей предотвращения потери исторической памяти может и должно быть возвращение исторического названия народа — «тадар», которое употребляется поныне. Время как бы предоставляет нам возможность обрести свои корни, свой утерянный духовный очаг, перестать мучиться духовной неполноценностью и достойно жить в соседстве с другими культурами.
Культура — это не только песни и пляски. Культура — это образ жизни народа. Это память народа, обращенная к своим потомкам.
Сегодня бытует мнение, что татарами мы были названы, а сами единого этнического названия никогда не имели. И что затем этноним «татар» был усвоен нашими предками. Если бы это было именно так, то наши родители так бы и произносили — «татар», но ведь это не так, они говорят не «татар», а «тадэр»! С другой стороны, как можно было внушить народу чужеродный этноним, когда люди мыслили и воспринимали окружающий мир через призму своей культуры, своего языка? Мы считаем, что этноним «тадар» — это историческое самоназвание шорского народа.
Этноним «тадар» тюркского происхождения. «Как и все тюркские этнонимы, он относится к названиям народов и племен, имеющих окончание «-ар»: татар, хазар, булгар, авар, маджар и др. Окончание «-ар» в этих этнонимах восходит к слову «ар\эр\ир», означающему «мужчина, муж», «человек». Первый компонент «тат\тад» обозначает — «чужеземец», «иноплеменник». Этнографы считают, что такая практика — называние иноплеменников «чужими» — характерна для ранних форм этнонимии и этнического самосознания» [2].
Впервые упоминание народа под названием татары отмечается в орхонской надписи Кюльтегина 731-732 г.г., в которой указывается, что на похороны Кюльтегина пришли многие народы: «авар, рим, кыргыз, уч-курыкан, отуз-татар, кытай, татибы». В истории сохранились также сведения о девяти племенах татар — токуз-татар.
В VIII веке племена под названием «тридцати татар» жили на северо-востоке Монголии, а «девяти татар» — в Уйгурском каганате. В Х-ХI веках на восточных окраинах тюркоязычного мира образовались два «татарских» государства: Ганьсу в Восточном Туркестане и Ляо в Северном Китае. Всё пространство между ними почти в 2000 км называлось татарской степью. В XII-XIII веках эта степь была занята монголами.
В XII веке татары занимали территорию от Великой китайской стены до сибирской тайги. Китайцы называли их «да-дань», т.е. татары. Они делили татар на белых, черных и диких (лесных). Белыми они считали татар, живших вдоль китайской стены. Они находились в зависимости от киданей, которые, в свою очередь, были подданными китайцев.
Этими татарами был усвоен образ жизни как киданей, так и китайцев. Они носили шелковые одежды, ели из фарфоровой и серебряной посуды, имели наследственных вождей, обучавшихся китайской грамоте и конфуцианской философии.
Черные татары жили в степи, вели кочевое скотоводство, которое обеспечивало им необходимый достаток. Во главе народа стояли ханы. Они высоко ценили свободу, любили свою жизнь, с презрением относились к китайской роскоши и с жалостью к так называемым белым татарам.
Дикие татары жили в лесах Южной Сибири. У них не было ханской власти, они управлялись старейшинами и добровольно подчинялись им, и поэтому их называли дикими [3].
Так как часть татар находилась в вассальной зависимости от Китая, в 1164 году они выступили на стороне китайских войск против монголов и нанесли им крупное поражение в районе р. Буир-Нура. С этого времени и началась ожесточенная борьба монголов с татарами. Признавая воинскую доблесть захваченного в плен татарского предводителя Тэмуджин-уге, Есугай-багатур дал своему сыну (Чингисхану) имя Тимучин — Тэмуджин, что означает по-тюркски «тэбэрчи» (кузнец).
В самом конце XII века, точнее в 1198 году, татары подняли восстание против китайского засилья. Но объединенные силы китайских войск с кэркитами и монголами, возглавляемые Тимучином (Чингисханом), нанесли татарам в долине р. Улджи (Улдза) жестокое поражение. Часть татар ушла на запад и «поселилась в тылу страны Туркестан».
Оставшиеся на востоке татары, состоявшие из различных племен, попытались объединиться, но вскоре, в 1202 году, а затем окончательно в 1204 году были разбиты монголами. Победа была настолько выдающейся, что в 1206 году, в год Барса, специально собравшийся курултай объявил Тимучина единственным и могущественным предводителем и нарек его Чингисханом, т.е. ханом Вселенной [3]. В 1207 году старший сын Чингиса, Джучи, совершил по указанию отца северный поход и привел в покорность «лесных татар» Южной Сибири, чем обеспечил тыл монголов.
В XIII веке, как указывает Л. Н. Гумилев, «название татар в Азии исчезло и перешло на поволжских тюрок, подданных Золотой Орды, где с течением времени превратилось в этноним» [3].
Вот что по этому поводу пишет Б. Я. Владимирцов: «Татары разбиты. Чингисхан после совещания со своими родичами произвел страшное избиение среди татар, желая с корнем вырвать старых врагов своего дома… так что с той поры племя татар перестало существовать, как самостоятельное целое» [4].
Такова история татар в средние века. Минуя многие события, оказавшие влияние на жизнь татар, живших в лесах Южной Сибири во второй половине XI века, остановимся на деятельности Василия Васильевича Радлова, поскольку работы именно этого ученого имеют прямое отношение к нашему сегодняшнему дню.
«Я объединил татар, живущих на Томи, Мрасе и Кондоме, общим названием «шорцы», хотя они сами не называют себя так и не ощущают себя единым народом», — пишет В. В. Радлов. — Меня побудило к тому то, что они говорят почти на одном языке, который я называю шорским диалектом и то, что как телеуты, так и их западные соседи — лебединцы и черневые татары — называют их шор-кижи» [5].
Хотелось бы в этом высказывании В. В. Радлова обратить внимание на следующие моменты. Первое то, что он говорит: «Я объединил татар», не кого-то, а именно татар. Второе то, что наши ближайшие соседи «называют всех их шор-кижи».
Предложение В. В. Радлова серьезно критиковал В. Вербицкий. Вербицкий не выделял родовые группы в верховьях Томи из общего числа черневых татар и предлагал называть их обобщенно: аладагцы, бирюсинцы или официальным названием — кузнецкие татары, объясняя это тем, что «такое предпочтение будет обидно другим родам-сеокам кузнецких татар, говорящих одним языком» [6]. Однако предложенный В. В. Радловым термин «шорцы» закрепился в научной литературе.
С введением советских паспортов, в которых обязательно указывались национальность гражданина, название «шорцы» закрепилось для всех кузнецких татар, живущих на Томи, Мрассу и Кондоме.
Почему необходимо возвращение этнонима «тадар»? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо рассмотреть этническую структуру того общества, на которой, как на стержне, зиждется весь социальный уклад. И начнем с этнонима «шор». Шор — это название сеока (рода). Правда, термин «род» применительно к сеоку следует употреблять условно. «Слово «сӧӧк» (сеок), кроме значения «род», «поколение», имеет смысл — «кость, останки, кладбище»… Кости — то, что остается от умершего, предка. Кость тот минимум, который сохраняет сущностные свойства жизни — былой и будущей» [7]. Кость понималась как «минимум живого» и обладала способностью стать источником новых рождений. «Многочисленные примеры подтверждают, что с костью связывались представления о жизненной силе, передаваемой из поколения в поколение. Поэтому применительно к тюркской культуре правильнее говорить не столько о кровном родстве, сколько о «родстве по кости»… Через эту субстанцию общественному сознанию удалось надежно «связать» предков и потомков» [7]. «В рамках рода (сеока), где были сосредоточены основы духовной жизни, осуществлялась и первичная этнизация человека» [7].
Причастность к какому-то сеоку не просто осознавалась, но и в ряде жизненных ситуаций санкционировала поступки человека. Так, человек, называвший себя «тадар», имел ещё один индикатор этнической принадлежности — название сеока (кости) своего отца, нравственную чистоту которого строго оберегали. Помимо этого существовала и обратная связь: человек осознавал принадлежность своего сеока (кости) к единой народности. Так, например, человек сеока Шор знал, что его сеок вместе с десятками других составляет единую народность, именующую себя «тадар».
«Между родами всегда существует известный антагонизм и соревнование, которое выражается, например, при борьбе, при бегах на лошадях, при добыче зверя, орехов и т. д. Одержавший верх становится предметом гордости целого рода. Впрочем, мне не доводилось ни разу убедиться, чтобы этот антагонизм переходил во вражду между родами. Проявление этого антагонизма лучше всего выражается в тех шуточных или бранных характеристиках, которые сочиняет один род про другой» (Г. Н. Потанин).
Престиж рода защищали в поэтических состязаниях сказители. «На праздниках начинаются интересные состязания певцов — обычай, поразивший меня своей оригинальностью. Друг перед другом садятся два певца, принадлежащие к двум разным сеокам, и по очереди начинают петь, восхваляя каждый свой сеок, осмеивая противника и род его. Всё метче и злее становятся остроты, певцы стараются изо всех сил, сопровождая своё пение игрою на двухструнной балалайке, они знают, что за спинами их сидят многочисленные родственники, жадно внимающие каждому их слову, знают, что поражение на этом турнире покроет стыдом весь их род» (А. Калачев. Поездка к теленгитам на Алтай). «Сказительская, певческая традиция, судя по всему, функционирует как родовой институт», — отмечает он.
Стремление поддержать репутацию и престиж своего сеока прослеживается во всем, так как «человек вне рода — аномалия». Об этом прямо говорит тувинское выражение «черниң ческээ, сугнун сускаа — бродяга». Буквально оно переводится как «отщепенец земли, остаток воды» (ср. рус.: «отщепенец» как обозначение части, отделившейся от целого. Недаром принятие человека в род обставлялось как его второе рождение. Если род усыновляет ребенка — сироту, тот обязательно получает имя рода. Женщины, покинувшие отцовский род, после свадьбы становились членами рода мужа.
«Имя рода — его визитная карточка, заветное слово, передаваемое из поколения в поколение». «Нельзя утверждать, что род — исходная форма социальности в широком смысле слова, скорее — это форма «самоорганизации и самосознания этноса» [7].
Обращает на себя внимание живучесть элементов родовой психологии. «Они как бы прорастают сквозь новые структуры, с завидным упорством напоминая людям о ценностях того общества, где доминируют родственные узы». Обладают способностью удивительным образом приспосабливаться к «самым разным социальным и политическим ситуациям, воспроизводя себя не столько как жесткую структуру, сколько в качестве «фона» для всех социальных институтов» [7].
Крупный сеок делится на несколько «тӧлей». «Тӧл» — это два, три, может, более живущих ныне поколения рода. «Тӧл» как бы собирал ныне живущих потомков одного конкретного предка. Также термин «тӧл» употребляется в значении «фамилия», «порода». «Сеең тӧлиң кайдығ? (Как твоя фамилия? ред.)» — спрашивают при знакомстве с человеком. Так что же такое «тӧл»?
Для тюркской культуры, в частности для тюрков Южной Сибири родовая и «фамильная» принадлежность — важный социальный признак. Тебя оценивают прежде всего по твоей фамилии. Узнав твою фамилию, могут сказать с легким пренебрежением: «А … Байлагашевтар ба? (Байлагашевы?) Уңнепчам, уңнепчам (знаю, знаю)». Тут же, возможно, приведут пример недостойного поступка какого-нибудь Байлагашева, которого ты и не знаешь, и ты оказываешься в ответе за проступок однофамильца.
Такова культура, так работает механизм родовой идеологии. О тебе, что ты за человек, говорит прежде всего твоя фамилия. Поэтому люди стремились сохранять честь фамилии, боялись уронить достоинство рода.
Восстановление этнонима «тадар» в народе необходимо только в том случае, если мы действительно желаем возрождать свою культуру. А для этого, конечно, необходимо исправление допущенной серьёзной исторической ошибки, искусственного возвышения сеока Шор над другими сеоками, что привело к размыванию этнических границ между родами и повлекло за собой упадок механизма родовой идеологии, выполнению родом своих социальных функций и основной из них — в воспитании человека.
Литература:
- Ильин И.А. Путь духовного обновления. -М., 1993.
- Халиков А.Х. Кто мы — булгары или татары? -Казань, 1992.
- Гумилев Л.Н. В поисках вымышленного царства. -М., 1992.
- Владимирцов Б.Я. Чингисхан. -Горно-Алтайск, 1992.
- Радлов В.В. Из Сибири. -М., 1989.
- Кимеев В.М. Шорцы.Кто они? -Кемерово, 1989.
- Сагалаев А.М. Традиционное мировозрение тюрков Южной Сибири. -Новосибирск, Наука, 1990.
Виктор Байлагашев, писатель
(Из сборника докладов научно-практической конференции,
посвященной 70-летию А. И. Чудоякова (1998 г.)
