Из книги Л. П. Потапова
«Очерки по истории Шории», 1935 год
Ясаком называлась дань, а впоследствии и налог пушниной, которую собирало царское правительство с покоренных народов Сибири. До завоевания русскими шорцы точно так же платили дань различным владельцам (киргизские князья, Алтын-хан, джунгарский Контайши), которая называлась у них «аlban» или «alman»…
Алман джунгарскому хану, а еще раньше Алтын-хану и киргизским князьям, шорцы платили в натуральной форме: железными изделиями и пушниной. По шорскому преданию, князек Аржан, живший близ горы Кара куш (современная Шория), владевший 12 волостями, был вассалом джунгарского или ойротского хана и платил ему алман железом и толокном ячменным (талканом).
Любопытный материал о предметах, идущих в уплату алмана джунгарскому хану, дает документ: «Розыскное дело о жестоких поступках б. Кузнецкого коменданта Б. Синявина». Там говорится, между прочим, о том, как в 1713 г. джунгарский сборщик Дюренг, бежавший из Кумандинских волостей от преследования команды казаков из Кузнецка, второпях оставил часть собранного алмана, где оказалось: «660 белок подпалей, кошлока (молодые бобры), 3 черевеси бобровых (мех с брюха зверя), 66 котлов железных, 109 таганов, шестеры стремена, железа конские (очевидно удила. Л. П.); кроме того Дюренгом было собрано: «900 стрельных железцов (наконечников для стрел), 100 железниц (? Л. П.), 2 пятна конских (тавра железных. Л. П.), две комзы (трубки, испорченное слово каңза. Л. П.) и 60 ковшей железных». Если сделать выборку предметов, собиравшихся джунгарами в алман, пользуясь цитированным документом от 1722 года, получим следующий список:
- Пушнина.
- Котлы железные.
- Таганы железные.
- Стремена железные.
- Наконечники железные для стрел.
- Удила железные.
- Тавра железные для лошадей.
- Трубки (часто железные).
- Ковши и поваренки железные.
- Ножи железные.
- Железницы (?).
- Керки (скорее всего кирки железные, мотыги).
- Полицы куяшные (палицы железные литые).
- Наковальни железные.
- Молоты железные.
- Щипцы железные.
Вообще говоря, джунгарские феодалы собирали алман самыми разнообразными предметами. Например, с барабинцев они брали лисиц, юфтовые кожи и орлиные перья, употреблявшиеся на опушку стрел. Кто не был в состоянии уплатить пушниной или кожей, того обязывали доставить 20 стрел и для опушки их 5 орлиных крыльев. Перьями и хвостами орла вносили алман и сойоты, называя его «куш-албан», который заменял собой «маl аlЬап», взимаемый скотом. А по сообщению Клапрота урянхайцы, кочующие между Халхой и Джунгарией, платили в Улясутай дань, состоящую из пушнины, корней сараны (Lidium bulbiferum), Ро1уgопит viviраrит и других растений, употребляемых у них в пищу. Повидимому и шорцы; кроме перечисленных предметов, платили алман джунгарам орлиными перьями, ибо у шорцев про род кьj» (живший в верховьях Мрассы) сохранилась насмешка: «кыйцы спорили об орлиных перьях». О размерах ясака русским во времена двоеданства шорцев мы узнаем из рапорта кузнецкого воеводы Шапошникова от 10 августа 1745 г., где на ряду с указанием на размеры ясака двоеданцев тубаларов, шелканцев и кумандинцев, имеются сведения и о шорцах: «Итиберская волость: 34 человека, ясаку 2 сорока, 22 соболя, в Итиберской же волости 50 человек платят 3 сорока, 35 соболей. Елейская волость: 31 человек, ясаку 1 сорок, 38 соболей. Карачерская волость: 75 человек, ясаку 6 сорок, 14 соболей. Каргинская волость: 7 человек, ясаку 14 соболей».
В 1754 г. была произведена перепись двоеданцев, в результате которой количество двоеданцев показано гораздо больше: «А по ныне учиненным переписям детьми боярскими, Алексеем Бутримовым, Иваном Моксюковым, значится тех двоеданцев прежде платежных в казну ясака и вновь переписанных с ними, обще до сущего младенца, телецких 339 человек, тоутелеутских (горно-телеутских. Л. П.), канских и каракольских (юго-западный Алтай. Л. П.) 541 человек, да сверх оных из древних лет платежных в казну ее императорского величества ясак, кондонских в 10 волостях староплатежных и подростков мужского пола до 1400 человек, всего оных староплатежных и по новым переписям имеется до 2200 человек, не в защите и ни каких около их крепостей и форпостов, но прежде учиненной кузнецким дворянином Мельниковым описи, яко границ, не имеется».
Выше мы уже говорили о поступлении в ясак России преимущественно пушниной. Однако, кое-где вместо соболей давали «лошаденками худыми или рогатым скотишком мелким». Например: «Ясашные люди горных волостей» Томского уезда, князец Тайда с товарищи «за ясак дали 17 лошаденок, кобыл и жеребят».
По преданию алтайцев, при переходе в русское подданство кузнецы платили подать железом: каждый кузнец давал железа в казну величиной с человеческую голову, а вдовы по одному пузырю масла (кук сарду).
О собирании в ясак железа свидетельствуют официальные документы. Железо брали в ясак с шорцев, так как железо было «потребно в Кузнецк на котлы, таганы и к печам на связи и на прочее употребление ко вновь начинающим строиться в Кузнецке винным и пивным заводам немалым». В Кондомские волости был послан соответствующий указ и сборщикам велено было объявить о приеме железа «по цене в ясак». Одновременно рекомендовалось внушить необходимость шорским «башлыкам» об уплате алмана джунгарскому хану только пушниной, отнюдь не железом, после чего царский холоп, Кузнецкий воевода Шапошников, доносил рапортом генералу Киндерману, что в Кондомские волости послано распоряжение, в соответствии с предписанием указа об уплате ясака железом, а в Кумандинские волости послан нарочный с поручением проследить, чем будет уплочен ясак джунгарам в 1745 году.
Однако, в основном шорцы платили ясак русскому царю пушниной. Из сообщения Вербицкого от 1858 г. мы имеем сведения о размере ясака вообще у «алтайцев». «С каждой души положено взимать по три белки и 1 р. 85 к. серебром и сверх того 10 соболей с каждой волости». И несколько дальше, относительно «черневых татар» (в состав которых входили и шорцы) он добавляет: ясак тот же, только вместо соболей с каждой волости должно внести в казначейство 10 чернобурых лисиц. Если же лов лисицы будет неудачен, они заменяются белками за каждую по 80 штук. Ценный соболь был выбит, и в ясак стала поступать пушнина менее ценная.
Однако в XVII в. и еще долгое время спустя эквивалентом пушного обращения являлся соболь. Расклад ясака долгое время исчислялся собольими единицами. Вскоре же ясак стал уплачиваться и другими шкурами пушных зверей, причем ценность их приравнивалась к собольей единице. Из Сборной книги ясаку 1692 г. мы имеем сведения о подобной расценке. О размерах собираемого ясака в Кузнецке можно судить по царской грамоте кузнецкому воеводе Дементию Кафтыреву от 18 августа 1648 г.: «В нынешнем 156 году декабря в 13 день прежний воевода, Офонасий Зубов, прислал… со всех ясачных волостей и улусов нашего ясаку, на прошлой на 155 год 85 сороков, 6 соболей, 3 сорока 36 недособолей, 3721 пупок собольих и недособольих, 23 куницы в соболей место, 15 лисиц красных без черев за 12 соболей, 3 бобра за 8 соболей, да 3 пластины собольи колотые ясачные, 3685 хвостов собольих и недособольих за 19 сороков за 13 соболей за недособоль».
По Вербицкому, ясашные Бийского и Кузнецкого округов в целом ежегодно платили: 243 соболя, 12 лисицы, 1041 колонков, 10130 белок.
Однако, эти внушительные официальные цифры не определяют тех действительных, которые алтайцы уплачивали фактически, ибо весь чиновничий аппарат, начиная от сборщика, кончая воеводой, впоследствии «заседателем», «кормился» от ясака, хотя официально это запрещалось законом. Без особенного труда можно представить, каким тяжким бременем ложился этот двойной налог на производителя, который еще вдобавок вместо ружья охотился с луком. Понятно, что он постоянно находился в долгу и, несмотря на обилие зверя, голодал. Предания шорцев полны рассказами о изнурительных голодовках, которые участились с введением ясака. Не случайно в исторических документах встречаются указания в роде следующего: «и в отписке твоей написано на 148 г. Кузнецкого уезду с ясачных людей взято за двадцать девять соболей, лук телеский, шапка, да двадцать один таган железные и оставлены в Кузнецком остроге, а что тому луку и шапке и таганам кузнецкая цена, того в отписке твоей и в ясачных книгах не написано». Это говорит за то, что неулов зверя или бедность плательщика не являлись препятствием к взиманию ясака, ибо в ясак брали даже необходимые вещи из обихода.
На сборе ясака наживалась вся без исключения администрация: джунгарская, русская, позже своя шорская. Из охотников производителей выколачивался не только прибавочный, но и необходимый для жизненного существования продукт. Сборщики алмана и ясака не останавливались ни перед какими жестокостями для того, чтобы как можно больше собрать.
Например, в 1717 г. уже упоминавшийся посланец джунгарского хана Манзу «во всех ясачных волостях с ясачных татар велел готовить на контайшу алман, всякому человеку на 30 полиц куяшных, да по 30 стрельных железцов, по 2 горшка железных, по наковалну, по 2 молота, да по клещам, и в цодгорной в Забийской волости ясачным людям угрожали: буде вышепомянутого алмана всего не изготовят и за то их ясачных хотели перевешать и хлебы их пожечь, и о том в Кузнецку от них ясачных иноземцев есть многие избиты, а именно: Кондомских Себиской волости (род Себи. Л. П.) Комзычана Куздеева, Горсоякова улуса Акбаша Шоурчина, Борсояцкой волости Козмачак Шоурчина». А проезжавший от джунгарского хана в 1710 г. за сбором алмана князец Байгорок «ясачных иноземцев Чеоктонов улус 6 юрт разбил, и ясачного татарина Чеоктона поймав, у живого глаза велел выколоть, и ременья из спины вырезали, и
повесели на дерево». Список подобных жестокостей можно было бы удлинить.
Выше мы уже приводили примеры, что и русские казаки, сборщики ясака, мало чем отличались по методам сбора ясака от джунгарских сборщиков, и если у нас нет сведений о том, «что казаки резали» «ременья из спины» (хотя утверждать это довольно рискованно), зато мы знаем, как они «рубили в пень» ясашных, оказывавших сопротивление при сборе ясака.
Когда царская Россия полностью покорила южную Сибирь и присоединила в русское подданство племена северного Алтая, эти земли особым указом от 1 мая 1747 г. были объявлены частной собственностью царствующего русского императора, и сбор ясака у шорцев был возложен на башлыков (паштыков). Получение права сбора ясака башлыками или паштыками являлось для них огромной привилегией, открывающей почти неограниченные возможности эксплоатации своих сородичей. По закону ясак должны были платить мужчины в возрасте от 18 до 50 лет. Паштыки же облагали ясаком население с 15 лет и присваивали эти взносы себе. Собирание ясака составляло одну из наиболее прибыльных статей их обогащения.
Особенно увеличились злоупотребления со стороны паштыков с того времени, когда ясак стал исчисляться в денежных единицах. У нас нет данных сказать точно, когда это случилось, но известно, что третья ревизия (Щербачева) исчисляла ясак в денежных еденицах, хотя взнос его производился пушниной по соответствующей расценке. У шорцев нам удалось записать следующее предание, которое, как мы подсчитали со стариком Шулбаевым, относится ко времени приезда майора Щербачева в Сибирь (1763 г.). В это время приехал в Кузнецк чиновник по имени «Камыс» переписывать шорцев, чтобы назначить новый ясак. Дальше Кузнецка этот чиновник не поехал и непосредственно у шорцев не побывал. Поэтому князек кобыйцев (паштык) по имени Очак (Осак) из тӧля Шулбаевых, живший по реке Кобырзе, решил лично повидаться с чиновником и поехал в Кузнецк. Чиновник в то время уже выехал из Кузнецка. Очака это не остановило, и он решил догнать его. Ему удалось нагнать чиновника около Томска. Очак повидался с чиновником и просил его о снижении «албана» (ясака), мотивируя тем, что шорцы живут очень бедно и не могут платить ясак, которым они обложены. Очак сказал, что хлеба они сеют очень мало, так как мешает тайга, расчищать ее трудно и питаются они кандыком и сараной (Очак показал чиновнику эти корни, которые он предусмотрительно захватил с собой), что скотоводством шорцы совсем не занимаются, что у всех кобыйцев не насчитать 1 десятка лошадей, другого скота нет совершенно, что зимой ходят на лыжах, а летом пешком, лодки делать из осины очень трудно и лодки эти непрочны, не «дюжат» и одного лета, так как в шорских таежных реках много острых, камней. Чиновник выслушал это и сказал: «хороша, теперь вы на деньги будете платить 1 руб. 70 коп. с души». И долгое время кобыйцы так и платили.
С переходом от натурального ясака к денежному большинство шорцев попрежнему продолжало вносить ясак пушниной. Паштыки продавали собранную пушнину на рынке и вносили в казначейство сумму, причитающуюся по окладному листу. Это создавало условия для новых способов обогащения паштыков, которые теперь выступали в качестве посредников по ежегодному сбыту пушнины на рынок. На этих посреднических операциях они наживали большие суммы.
Принимая пушнину в счет уплаты податей по казенной цене и дешевле, шорские паштыки, как и алтайские вайсаны, продавали эту пушнину по рыночной цене, а разницу клали себе в карман.
Взнос податей или ясака пушниной был явно невыгоден для производителя, потому что таким образом весьма обесценивалась добытая им продукция. Но это было очень выгодно для паштыков. Поэтому они неустанно внушали шорцам, что взнос ясака деньгами превратит их «в русских крестьян», после чего русское правительство будет брать их на войну.
С другой стороны, чаще всего убыточность уплаты ясака пушниной во второй половине XIX столетия сказывалась в том, что шорцы, боясь денежных взносов по указанной выше причине, вынуждены были сами покупать пушнину по цене гораздо более высокой, нежели у них принимало казначейство. По этому поводу А. В. Адрианов писал о шорцах: «Как и прежде, они платят часть ясака, и непременно определенное количество, одни волости — только соболями, другие — белкой и колонком, смотря по тому, каким зверем чья тайга изобилует, а остальную часть доплачивает деньгами. Убытки терпят вследствие несоразмерной разницы между действительной стоимостью шкурки и ценой, по какой она принимается в казначейство. Так, соболей для ясака покупают, например: Кондомо-Борсоятская волость 20 шт. по цене от 9 до 25 руб., а в казначейство сдает… от 4 до 7 руб., Кондомско-Карачерская волость платит колонком, покупая его по 1 руб. за штуку и сдавая никак не дороже 50 коп.». Надо заметить, что, согласно закона 26 сентября 1862 г., казначейство обязано было принимать в ясак шкурки зверей по цене, существующей во время приема в вольной продаже. Очевидно, чиновники казначейства не выполняли данного закона и, пользуясь темнотой шорцев, наживали на приемке ясака целые состояния. Сам акт сдачи ясака был обставлен такими бюрократическими затруднениями и формальностями, рассчитанными на вымогательство, что по словам Адрианова «Рад-радехонек инородец, получивший квитанцию в приеме ясака, — рад, что ему удалось сдать по 7 руб, тех соболей, за которых родовичи платили по 18 р.». Особенно выгодна была подобная сдача ясака торговцам-шорцам и башлыкам, которые, благодаря такому обычаю (ими поддерживаемому), купленных у охотников за бесценок соболей продавали им же для ясака по невероятно вздутой цене. Совершенно прав был миссионер Вербицкий, когда он писал о причинах такого положения следующее:
«Взнос ясака пушным зверем, вместо денег, очень невыгоден для инородческих волостей, так как волость сама покупает соболей несравненно по высшей цене, нежели за какую они принимаются в казначейство. Почему же они не прекратят взнос пушнины, когда и полицейское начальство и мы постоянно внушаем им, что этот взнос не обязателен, его можно заменить и деньгами. Это, вероятно, потому, что башлыкам и сильным людям выгоднее сбывать своих соболей в ясак за самую высокую цену, которую они слупят с волости. Да и вообще ясак собирается вовсе не по ассигновке полицейского управления, всегда предшествующей, как и выше было сказано, сбору ясака, а гораздо выше, если не вдвое, ибо к ясаку же причитается: угощение всей волости и посторонних гостей в обильном количестве вином, мясом конским и коровьим, поездка целой ватаги с ясаком, с платой каждому за себя и за лошадь, на содержание ясачников в дороге и городе, которые, конечно, не довольствуются уже, как дома, толканом, а на волостной счет кушают мясо и попивают вино сколько душе угодно.
Вербицкий справедливо указывает также, что ясаку сбиралось гораздо больше, чем предусматривалось окладными листами.
Благодаря такой хищнической системе сбора, размер взимаемого ясака на деле в несколько раз превышал окладную сумму. Паштыки в Шории, как и зайсаны в Ойротии, кроме того, что клали себе в карман часть собранного ясака, еще собирали ясак с некоторым излишком, который шел на подарки русскому начальству г. Бийска и Кузнецка, куда возили сдавать ясак. Радлов так и писал про шелканцев: «Зайсан въезжая в Бийск, должен везде делать подарки, так как иначе его лучшие меха зачастую будут забракованы как негодные». Другой исследователь должен был констатировать: «Несмотря на то, что инородцы поставляли лучшие меха, да худшее у них и не принимали, несмотря на то, что эти меха они покупали у торговцев, ценные соболи все-таки часто не доходили по назначению и по этому поводу завязывалась между канцеляриями переписка, при чем местные власти отписывались и отговаривались тем, что звероловство у инородцев уменьшается и на зверя был неулов».
Изложенное выше дает нам достаточно оснований рассматривать ясак, как всеобщую форму эксплоатации. Мы определяем ее для шорцев как ренту продуктами, как налог пушниной, взимаемый русским царем на основе присвоения им земель Шории в частную собственность. Обложив шорцев данью, томские воеводы построили Кузнецкий острог и с этого времени обширные Кузнецкие волости, где жило объясаченное население, считались собственностью Российской державы. Стало быть ясак, вносимый шорцами, представлял собой одновременно ренту и налог, так как непосредственным производителям, шорцам, противостояло Русское государство не только как таковое, но и как суверенный земельный собственник. А в таком случае, как доказали исследования Маркса, «рента и налог совпадают, или, точнее, тогда не существует никакого налога, который был бы отличен от этой формы ренты» (Капитал, т. III). Непосредственный производитель, шорец-охотник, пользовался землей, номинальным собственником (после акта захвата) которой являлось русское государство. Однако, охотник-шорец владел и собственными средствами производства. Поэтому выкачивание прибавочного продукта из него русским царем производилось принудительным путем, путем внеэкономического принуждения, путем установления личной зависимости охотника Шории от царственного захватчика земли. Это внеэкономическое принуждение, личная зависимость населения Горной Шории от царя выражалась прежде всего в том, что шорцы являлись верноподанными «белого царя», являлись его «ясачными, тягловыми людьми», его крепостными, и еще в том, что они обязаны были платить налог пушниной — ясак, который мы рассматриваем как ренту продуктами. Но возникает вопрос, всегда ли ясак шорцев являлся рентой продуктами, налогом одновременно, как мы это утверждали выше. Всегда ли на протяжении трех столетий русского господства над шорцами под ясаком нужно понимать одну и ту же экономическую категорию. Мы полагаем, за указанный период ясак не являлся одной и той же экономической категорией. Первоначально, когда земли Шории еще не были присвоены номинально Россией, а позднее лично царствующим императором, обложение русским ясаком означало по существу обложение данью. Объясачивание выражало силу русского царя, уплата ясака свидетельствовала о признании силы и власти «белого царя».
Казачьи военные экспедиции, проникая в Северный Алтай, налагали на то или иное племя или род, обитающие вне пределов Российской территории, определенную дань пушниной, захватывали с собой, в обеспечение этой уплаты, заложников и возвращались на свою территорию, в свой острог или город, откуда они совершали свой поход. Но обложение данью в конце-концов неизбежно влекло за собой присоединение к России и территории ясачных, по принципу «где мои люди, там и земля моя». По этому поводу один из историков Сибири заметил: «ясак, однажды взятый, влек за собой вечную обязанность подданства, сколько крат не изменили бы объясаченные. И за это правило Сибирь не щадила своей крови, и устояла в правиле». Точнее было бы выразиться, за обеспечение этого правила царское правительство не щадило крови объясаченных. Объясачивание, как мы видели выше, было крупнейшим доходом Московского царя, поступление которого обеспечивалось воеводским аппаратом. Военные операции русских казаков являлись своеобразной формой связи с кочевым и бродячим населением Сибири и имели первоначально целью получение пушнины, необходимой для царской казны и торговли. Шорцы-охотники являлись лакомой приманкой для царских воевод. Однако, объясачивание шорцев, как говорилось выше, было сопряжено с известными затруднениями, ибо шорцы были данниками киргизских князей и могущественного джунгарского хана. Долгое время племена Северного Алтая служили предметом споров между Джунгарией и Россией, пока Россия не воспользовалась благоприятным моментом, когда Китай разгромил Джунгарию в 1756 г., и не захватила упомянутых ясачных и их земли в безраздельное господство.
С захватом в собственность Российского государства земель ясачных — ясак из периодически накладываемой дани превратился в ренту продуктами, в регулярный налог пушниной, которую шорцы должны были доставлять русскому государству как собственнику главнейшего условия производства. Теперь устанавливаются более или менее постоянные размеры ясака, определяются категории населения обязанных платить ясак, вводится индивидуальная ответственность каждого плательщика за своевременность и полноценность уплаты ясака, в противном случае плательщик рисковал своим имуществом, как скудно оно ни было бы, кроме того мог быть подвергнут телесному наказанию и т. п. Захват Российской державой новых территорий делал возможным изменение формы эксплоатации населения данных территорий. Непостоянная дань заменяется регулярным налогом, поступающим в той же пушнине. Замена ясака данью, ясаком-налогом, давало большое увеличение дохода царю. Теперь пушнину доставлял каждый производитель-охотник, способный ходить на промысел. Это заставляет ввести учет всего подведенного «под высокую руку царя» мужского населения. С этой целью в Сибири производилась перепись ясачного населения. Правда, такие переписи происходили довольно редко, отличались крайней неточностью и весьма тяжело отражались на положении ясачного населения. Достаточно указать хотя бы на такую сторону дела, что по окончании переписи и раскладки ясака — ясачные платежные ведомости как бы застывали на долгое время, до следующей переписи. Жизнь шла вперед, люди старели, умирали, но это не находило отражения в окладных списках. За умерших и престарелых людей многие племена и. роды платили ясак десятками лет только на том основании, что умершие и состарившиеся лица продолжали числиться в окладных списках. В царском законодательстве даже после принятия «Устава об инородцах 1822 г.», составленного Сперанским, было сказано: «Само собой разумеется, что за людей умерших и иным образом выбывших после одной переписи подать до другой должна быть вносима сполна наличными в роде промышленниками по раскладке между собой». Мы располагаем указаниями о производстве подобной переписи племен Северного Алтая, в том числе и шорцев, в 1763 г., во время работы секунд-майора Щербачева, посланного в Сибирь по указу Екатерины II. Комиссия Щербачева, переписывавшая ясачное население Сибири для нового обложения ясаком-налогом, поступила следующим образом: «Каждый род ясачных по числу душ и по состоянию промыслов, иногда и по предварительному согласию родоначальников, обложен податью, исчисленной на деньги, но за тогдашней недостаточностью в деньгах он уровнен в той же окладной книге взносом определенного зверя, как-то: соболя, лисицы, белки и т. п.» Каждый вид зверя при уплате ясака мог быть заменен другим видом по справочной цене.
Работа комиссии Щербачева, известная больше под названием 3-ей ревизии, по существу имела целью переобложение ясаком Сибирских народов. Хотя в п. 4 инструкции и говорится: «существенное попечение в том и состоит, чтобы при платеже ясака никакой трудности они иметь не могли», на деле под этим предлогом нужно было увеличить доходы истощившейся казны и, главное, устранить утечку ценной пушнины в руки многочисленных сборщиков, оценщиков, которые систематически и самым наглым образом наживали на сборе ясака состояния. Злоупотребления в данной области достигли таких размеров, казна терпела от них такие убытки, что стало невозможно об этом молчать, и сибирские канцелярии доносили: «ясачные по незнакомству с формами суда и по незнанию грамоты, яко степной и подлый народ… как оный начать не разумеют и потому в своих обидах без всякого удовольствия оставаться могут». «Великие обиды и лихоимства», творимые боярскими сынами при сборе ясака, нарушали прежде всего интересы казны и это заставило Екатерину II дать Щербачеву право на производство расследования и суда подобных лихоимств. Однако, вскоре же Щербачев был отозван в столицу и проведение инструкции, данной Щербачеву, было возложено на сибирского генерал-губернатора Чичерина, В. К. Адриевич замечает по этому поводу: «Переоброчивание ясачных, по распоряжению сибирского губернатора, сопровождалось большими злоупотреблениями и тянулось очень долго». Выяснилось, что местное сибирское начальство всячески сопротивлялось проведению инструкции. Воеводы давали взятки чиновникам, производившим перепись, за то, чтобы те не ездили к ним в волости, как это выяснилось из дела Кузнецкого воеводы Афанасия Аносова.
С той же целью обеспечения бесперебойного и своевременного снабжения казны ясаком в инструкции предлагалось договариваться с родовыми старшинами, с князцами об установлении подушного ясака на род или племя, с тем чтобы ответственность за исправное поступление ясака в казну возложить на князцов и старшин и тем самым передоверить им право сбора ясака. Нужно ли говорить, насколько это выгодно было для князцов и паштыков, после того как мы выше привели к тому ряд доказательств. Между прочим, после ревизии 1763 г. следующая перепись была произведена в 1816—1817 гг.; за эти годы с ясачных брали ясак по книгам 1763 г. Результаты такого метода исчисления ясака хорошо показывает на примере Туруханского края аудитор Камаев, который свидетельствует, что за это время в Туруханском крае вымерло 3/4 ясачного населения, а оставшаяся четверть должна была вносить ясак полностью по спискам 1763 г. за всех.
Такова, в общих чертах, картина обложения ясаком населения Горной Шории.
Нетрудно видеть из изложенного, какую роль играл ясак в экономической жизни шорцев. Он разорял трудящихся охотников, парцеллизировал хозяйство, истощал и пролетаризировал его. Ясак тормозил развитие производительных сил шорского хозяйства. Постоянная необходимость добывать пушнину задерживала здесь развитие форм хозяйства, связанных с оседлостью, мешала переходу к более высоким формам хозяйства. Ясак задерживал дальнейшее развитие общественного разделения труда. Ясак навязывал шорцам определенный круг деятельности, из которого они не были в состоянии выйти, чтобы не лишаться средств к жизни.
Чтобы скрыть подлинную сущность ясака, как особой формы эксплоатации, отвлечь внимание трудящихся шорцев от налогового гнета, момент сбора ясака обставлялся как можно пышнее, сопровождался обильным угощением вином и мясом, т. е. превращался в праздник. Миссионер Вербицкий следующим образом описывает пиршество по случаю сбора ясака, виденного им среди шорцев, отличавшихся исключительной бедностью: «в одной версте от жилищ, в березовой роще, была торжественная сдача ясака. Народа было мужчин и женщин до 600 человек. Огромные берестяные бураки, в 2 аршина вышины, были налиты аракою, и в каждом бураке помещался берестяной черпак на длинном черенке. Густой пар от кучи горячего мяса, изрезанного на куски, распространялся в воздухе (убито было 2 лошади и 1 корова). Народ разделился на группы, рассевшись на срубленные деревья, сложенные четвероугольниками. Шаман в красной шапке с пуком перьев филина подошел к араке и, зажав глаза, забормотал без бубна и орбы какое-то призывание. После призывания на араку, таковое же было произнесено и на куски мяса, разложенные в бересте, которую двое держали за концы перед самым носом шамана. Далее все стали пить, есть и петь, а наконец некоторые ругаться и драться. Все были сыты, пьяны и нарядны».
Однако скрыть, замаскировать подлинную сущность ясака было довольно трудно. Доказательством тому служат многочисленные «инородческие бунты», так часто вспыхивавшие в Сибири на протяжении XVII и XVIII вв. Сопротивление трудящихся охотников Северного Алтая беспощадной эксплоатации ясаком выливалось в две формы. О первой форме, форме активного сопротивления, свидетельствуют многочисленные вооруженные восстания, которые назывались воеводами в донесениях царю «бунтами». Такими открытыми выступлениями особенно отличались шорцы или «кузнецкие татары», как принято было их называть. Объясачивание шорцев началось в 1607 г. В том же году они отказались от взноса ясака и подверглись «замирению». Восстания повторились в 1609, 1614 и 1615 гг. В 1615 г. шорцы были усмирены со всей жестокостью того времени и три года спустя для устрашения их и для облегчения сбора дани основывается казаками Кузнецкий острог. Постройка Кузнецкой крепости все же не прекратила вооруженных восстаний со стороны «ясашных татар» — шорцев. Восстания возобновляются в 1621, 1629, 1651, 1710 гг. и т. д. Одновременно, по историческим документам, устанавливается и вторая форма сопротивления (пассивная форма) — побеги, убегания целыми родами от уплаты ясака. В 1642 г. «Кондомские и Мрасские ясачные люди», т. е. шорцы, убежали к киргизам (см. введение). В документах XVIII в. читаем также про побеги кузнецких ясачных людей: «Да 1714 г. из Кузнецка, посланы были Кузнецкие сын боярской Андрей Ефремов с служилыми людьми в калмыцкую землицу Контайшина владения к князцу Бэконю для сыску беглых ясачных людей, которые бежали в 1713 и 1714 годах из разных Кондомских волостей, Боочин Чекван с товарищи, человек с 50. И он де Беэкон у себя ясачных оных сказал, а сыскивать их и ясаку с них брать не велел: и послал де оных служилых людей под караул в улус к князцу Манзу Бойдоеву, и держал де их и морил голодною смертью многое время и потом он же Манзу бранил их всячески и называл собаками и свиньями и хотел бороды и брови оборвать… Оне же калмыки ясачные иноземцев Карсагалцов и Таутелеут, которые платили его императорскому величеству ясак с давних лет, и тех укрывают у себя многие годы и ясаку давать не велят». Можно было бы предположить преимущество положения в киргизском или джунгарском подданстве, если туда бежали ясачные люди. На деле же положение охотников шорцев под игом джунгарских феодалов не было легче. Из рапортов казаков Шорохова и Пойлова, представленных Кузнецкому воеводе Шапошникову в 1745 г., мы узнаем об отдаче джунгарскими зайеанами прибывших беглецов из Кондомских волостей «лучшим татарам» т. е. богачам, баям, у которых беглецы должны были жить на холопском положении, пока их не извлекали оттуда казаки, посланные Кузнецким начальством «для сыску беглых». О тягости и невыносимости гнета джунгарских феодалов, сборщиков алмана, также красноречиво говорят те же самые убеги и побеги. Так например, известно, что один шорский башлык в Мрасской волости по имени Ебога, обязанный платить «алман» джунгарскому хану, сумел в течение семи лет убегать со всеми своими подданными от сборщиков алмана. Те же факты известны по преданиям алтайцев, когда от гнета джунгарского хана бежали, случалось, и в подданство русского царя. В преданиях, записанных А. В. Анохиным, говорится: «Во время ойратского (джунгарского) владычества, когда жил шаман Чабаш от хана Нама вышло распоряжение сжечь всех шаманов, а с народа собрать алман
(подать) в таком размере: с сотни голов скота 10 голов. Кто не мог по бедности платить дань, тот должен за это работать в пользу хана. Народ встретил недовольством такое распоряжение и поднял бунт, кончившийся междоусобной резней. Чабаш со своими родственниками бежал от своих стойбищ и перешел в подданство русской государыни Екатерины II».
К концу XVIII в. «инородческая» Сибирь была в основном усмирена и владычество русского царя укрепилось в Сибири.
Усмирив сибирских ясачных, царское правительство еще сильнее стало нажимать на выкачивание ясака. Ревизия и реформа Сперанского от 1822 г., разделившая «инородцев» на три разряда: оседлых, кочевых и бродячих, под видом облегчения налога, увеличили его по сравнению с обложением по 3 ревизии (1763 г.) в несколько раз.
