Памяти жертв политических репрессий
Что только не повидала моя Горная Шория в прошлом столетии. Шория была очевидицей многих исторических событий, о которых ей суждено было долго молчать. Наконец-то, наступило время рассказать о наболевшем. Вспоминая об истории Горной Шории, мне хочется рассказать о дяде — Герасиме Степановиче Тыдыякове, родном брате моей матери.
Герасим родился в 1911 году на живописном берегу реки Мрассу в селе Камешок (рядом с поселком Чувашка, ред.). Семья была большая: отец Степан Иванович и мать Анастасия Ивановна Тыдыяковы и их дети — Татьяна, Мария (моя мама), Алексей, Илларион, Герасим и Евгения.
Дом, в котором они жили, был деревянный и большой, с приусадебными постройками. Имели много домашних животных: лошадей, коров, овец и кур. Глава семьи, Степан Иванович, отличался в селе тем, что был мастер «на все руки» — он плотник и столяр, сапожник и портной, пахарь и жнец, охотник и рыболов, бондарь и пчеловод. В верховьях реки Мрассу он держал личную пасеку и там же строил деревянные лодки.
Дети с раннего детства были приучены к труду. Они всей семьей вручную обрабатывали поля, выращивая на них высокие урожаи пшеницы и ржи, на зиму заготавливали много сена. Процесс получения хлеба знали и умели делать все дети.
Время шло. Рано умирают родители. Несовершенолетние дети остались на попечении дяди Николая Тыдыякова, который помогал детям в хозяйстве и привозил им промышленные товары из города Томска. По стране прокатилась волна раскулачивания, докатилась она и до таежного села Камешок. Во дворе у детей-сирот появились какие-то незнакомые люди и угнали всю живность, оставив одну корову. Семью же дяди Николая Ивановича, опекуна детей, насильно посадили в лодку и сослали в далекую ссылку. Проводив их, дети остались круглыми сиротами. Начались голодные времена. Дети голодали, болели, но работу не бросали. Они знали, что труд их кормит.
Незаметно подкралась осень. Дети пошли учиться в школу. Пошел и Герасим в первый раз в первый класс. По всем предметам он учился на отлично. За годы учебы в школе Герасим Тыдыяков был отличником. Окончив школу, юноша-красавец поехал в Ленинград и поступил в институт народов Севера. И здесь одаренный Тыдыяков учится на отличные оценки. Досрочно сдав выпускные экзамены, молодой Герасим возвращается на родину, в Горную Шорию.
Добравшись в родной Камешок, он с радостью встречается с сестрами, братьями и односельчанами. Соскучившись по деревенской работе, дядя с наслаждением трудился на сенокосе. Немного отдохнув дома, мой дядя вновь отправляется в путь-дорогу. В Кузедеево устраивается на работу и на первые заработанные деньги покупает хромовые сапоги, в которых впоследствии прошагает по дорогам сталинских тюрем и лагерей.
Шли годы. Призвали Тыдыякова Герасима в армию. Поехал в Новосибирск. Тогда Новосибирск был нашим областным центром. Стоит Герасим на вокзале. К нему подошел милиционер и попросил предъявить документы. Здесь его впервые арестовали и повезли в Старокузнецкую тюрьму.
Так, впервые дядя оказался в тюрьме, не зная за что. Через несколько дней дядю отпускают на волю. Таким образом Тыдыякова Герасима шесть раз арестовывали и освобождали за неимением состава преступления. Седьмой арест был роковым.
В стране бурно шла волна сталинских репрессий. Этой волной был подхвачен и молодой Герасим. Из Старокузнецкой тюрьмы, в которой он оказался в седьмой раз, он едет этапом в числе политзаключенных на Север, точнее — на Новую Землю, где царит вечная мерзлота.
В день прибытия на Новую Землю погибло огромное число невольников. Одни умирали от голода, холода, ветхой одежды и обуви, другие — от рук надзирателей, которые сбрасывали огромные камни сверху вниз на сидевших у подножия скалы заключенных. Таким образом охрана избавлялась от изможденных долгой дорогой и ненужных больных узников, не истратив ни одной пули.
Был такой случай. Однажды зимой Тыдыяков Герасим и два его товарища поехали за грузом на трех лошадях, запряженных в сани. Ехали по Карскому морю. Впереди шла лошадь дяди Герасима. Вдруг под ними с треском обломилась огромная льдина и моего дядю понесло течением под лед.
Друзья не растерялись: они бегали, искали и звали Герасима. Лед, к счастью, оказался прозрачным. Кто-то из них обнаружил подо льдом темное пятно. Взяв в руки лом и топор, они продолбили однометровую толщину льдины и вытащили своего товарища через прорубленное «окно». Произошло чудо — Герасим был жив. Укутав его в тулуп, друзья погнали двух лошадей в обратный путь. В бараке, растерли все тело спиртом и напоили его горячим чаем. Благодаря верным и смелым друзьям мой дядя остался жив!
С Крайнего Севера Герасима в числе политзаключенных этапом перебрасывают в Иркутск, на лесоповал. Их подневольный труд нужен был стране для строительства железных дорог, мостов, домов и так далее.
Что ожидало невольников в Иркутске? Кормили ужасно. На Севере питались мерзлой картошкой, а тут — одной кашей из семян тыквы, после которой всех мучил понос. Это было потехой для надзирателей. Они устраивали показательные «бега». Тех, кто еле волочил ноги по земле, избивали до полусмерти или расстреливали. От невыносимой тяжелой работы и питания дядя и его трое друзей договорились совершить побег.
Но Герасима ожидал непредвиденный случай. Не думал, не гадал он увидеть на этой каторжной земле двух двоюродных братьев Тыдыяковых: Федора и Тимофея. Как-то на лесоповале, встретились вглядами, приветствуя друг друга, Герасим и Тимофей.
Вечером, оказавшись в соседних камерах, Герасим посоветовался с Тимофеем о предстоящем побеге. Тимофей отговорил брата.
Ранним утром подняли весь лагерный контингент и вывели во двор. Перед ними стояли те трое беглецов, друзья Герасима. Чтобы было уроком для остальных заключенных их безжалостно расстреляли. Братья Тыдыяковы переглянулись. Смерть обошла стороной моего дядю. Было и такое.
Однажды на лесоповале один из надзирателей подошел к дяде и скомандовал: «Герасим, беги домой!» Рядом, к счастью, работал пожилой невольник и предупредил: «Стой! Не беги! Побежишь — расстреляет!» На отказ Герасима нашелся другой молоденький узник. Не успел тот мальчик пробежать и двух метров, как пуля охранника сразила его насмерть. Смерть миновала Герасима и на этот раз.
В следующий день Герасим Тыдыяков увидел второго брата. Красивый Федор был одет в кожаную куртку. Он шел под конвоем. Увидев братьев, улыбнулся им. Эта улыбка навсегда осталась в памяти Герасима и Тимофея. Дядя Герасим вспомнил, как с Федором росли, ходили в школу и не расставались ни на один день, пока семью дяди Николая, опекуна детей-сирот, не угнали в далекую ссылку.
Через некоторое время повели Герасима в том же направлении, куда увели Федора. Дядя Герасим почувствовал — случилось что-то страшное. Когда он вошел в темный бункер, то увидел повсюду: на стенах и на полу — человеческую кровь. «Это кровь Федора», — подсказывало сердце Герасиму. Слезы катились по лицу, застилая глаза. Смывая со стен и пола родную кровь брата, Герасим кричал, плакал, обливаясь слезами.
Не зря, а именно Герасима, заставили убирать кровь брата. О гибели Федора вечером он сообщил Тимофею. Оба плакали, как дети. Сколько молодых красивых парней погубила эта земля? Таков был страшный режим — уничтожать лучших сыновей Отечества.
Возможно, молодое поколение не знает, что с 1926 и до 1939 годы был Горно-Шорский национальный район с административным центром в Мысках, а затем в Кузедеево. В эти годы выпускались учебники, словари, методические пособия, художественная литература, газета «Красная Шория» на шорском языке, открывались национальные школы, детдома, педтехникум, где обучались шорские и русские дети, появилась молодая поросль шорской интеллигенции.
Невозможно забыть такие знаменитые имена, как Федор Кузьмич Тельгереков, первый председатель Районного исполкома, Алексей Егорович Напазаков, начальник планового отдела райисполкома, Александр Дмитриевич Кусургашев, заслуженный учитель, награжденный первым в Кузбассе орденом Ленина, писатели Федор Степанович Чиспияков, Степан Семенович Торбоков и Софрон Сергеевич Тотыш. В живых их нет, но память о них жива в народе.
В годы сталинских репрессий все было перечеркнуто. С ликвидацией Горно-Шорского национального района закрылись национальные школы, педтехникум, а молодую поросль шорской интеллигенции почти всю уничтожили. Лишь единицы из них вернулись домой, в Горную Шорию, больными и с искалеченными судьбами спустя десять и более лет. Впоследствии все были реабилитированы за неимением состава преступления.
Помню возвращение дяди Герасима. Мне было 4 года. Мои родители с грудным ребенком и старшими детьми уходили на колхозную работу, оставив меня хозяйничать дома: заправить все кровати, подмести пол и помыть посуду. Уходя, мама строго наказывала, чтобы я не открывала дверь чужому человеку. Таким «чужим» мне показался мой дядя. Когда он постучался в дверь, я замучила его вопросами: «Кто он, как зовут моих родителей, брата, сестру и маленького братика?» Когда дядя ответил на все мои вопросы правильно и назвал меня по имени, я, не задумываясь, открыла ему дверь.
Перешагнув домашний порог, этот дядя поднял меня одной рукой (правая рука висела, как плеть). Прижав меня к своей груди, он горько плакал. В те минуты я не понимала «цену» этих слез. Рассматривая его, сказала: «Ты — старый, а мой дядя Герасим — молодой!» Не раз о молодом Герасиме рассказывала моя мама, поэтому бородатого дяденьку я не признавала.
Отдохнув с дороги (в те времена люди ходили пешком от Старокузнецка до Мысков), дядя Герасим сбрил бороду и в миг — помолодел!
Вечером вернулись с работы папа, мама, брат Геннадий, сестра Ольга с маленьким братиком Анатолием. Первой обнимала и целовала своего младшего брата моя мама, причитая: «Что они с тобой сделали? Ты же уходил здоровым, а вернулся больным!»
Оба, обнявшись, горько и долго плакали. Я подбежала к ним и тоже обняла за ногу дядю Герасима. Он поднял меня на руку и сквозь слезы улыбался мне.
Впоследствии мой дядя женился, вырастили с женой сыновей: Валерий и Владимир работают в Мысках.
Ушел из жизни Герасим Степанович в семьдесят четыре года. Пройдя все муки ада, он прожил трудную, тяжелую жизнь.
О замечательном дяде Герасиме остались самые теплые и светлые воспоминания. Из трех братьев Тыдыяковых — Федор был расстрелян в Иркутске, Герасим и Тимофей вернулись на родину, в Горную Шорию, больными и с искалеченными судьбами. Все они были реабилитированы. За месяц до своей смерти дядя Тимофей рассказал мне о каторжных годах моего родного дяди Герасима.
Валентина Семеновна Тотышева
