С любовью к Шории!

Из полевого дневника за 1925 год

3-го августа. с. Кондома. Работа в РИКе (райисполкоме, ред.). Всего по сельсоветам 16 человек; секретари и председатели. Но надо сказать, что почти все секретари сельсоветов разбежались. И, как говорят в РИКе, «у них власти на местах нет». Объясняется это тем, что жалование не выплачивается не только целыми месяцами, но и по полгода. Все члены самого РИКа сидят и без жалования, и без денег. Задолженность РИКа в кооперативе местном огромна — 1000 руб. Сотрудники нам говорили сами, что «они разорят невольно свой кооператив». Поэтому никто служить не идет в РИК и подбор РИКа (нельзя сказать ничего о Тельгерекове, который в отъезде, и о котором все-таки поголовно все отзываются как о человеке серьезном и исполнительном) мало удовлетворителен. Из этого списка нужно лишь выделить недавно назначенного секретаря — шорца Кадымаева, который буквально несет на себе работу РИКа. Надежда на поднятие экономического и культурного благосостояния его народа придала ему сейчас какую-то исключительную энергию. Заместитель пред. РИКа Куртуков человек молодой, русский. Общее мнение о нем, как о человеке малоразбирающемся, но упрямом и самодуре. Подлинные личности всех выявляются в процессе совместной работы и жизни.

 Прежде всего пришлось взяться за поселенные списки и выявить процент шорского населения и его распространение. В этом вопросе нам исключительно полезен был Кадымаев. Трудности заключались в том, что население записано или как «смешанное» или «инородцы». Трудно было выделить отдельную народность. Предварительные схемы мы составили в селе Кондомском. По пути нашего маршрута и путем расспросов пополнили основное. Пока нами установлено из расспросов, что наиболее западные шорцы — это по рекам Антропу и Мунже. Нам не придется их встретить, так как мы двинемся на восток в район между реками Кондомой и Мрассой и на саму Мрассу. Сведения о Суранаш-Бойгольском сельсовете наиболее скудны. Это наиболее глухой южный район верховьев Лебеди и Мрассы. Никаких сведений оттуда РИК не имеет. Секретарь их давно сбежал. Всего в Кондомский райсовет входят 8 сельсоветов: 1) Кондомский, 2) Верх-Кондомский, 3) Чилису-Анзасский, 4) Картагольский, 5) Широко-Луговской, 6) Кобырзинский, 7) Усть-Анзасский, 8) Суранаш-Байгольский.

Кобырзинский и Усть-Анзасский целиком шорские, причем шорцы остаются и за пределами РИКа: Красный Яр в одной версте от Улуса Мыски, несколько семей живут в степях около Бии вместе с кумандинцами, Сибирга — Устюн-аал. Поэтому общим из желаний РИКа соединить эти области, т. е. включить их в состав будущего Райсовета.

Далее мы просмотрим и выявим данные РИКа по посевной площади, скоту. Причем печально, что архива у них нет, и данные имеются только за один год. Таким образом, динамику выявить на месте не удастся. Тут же в исполкоме свален архив местной церкви: отчеты миссии, исповедальные книги, брачные, а также отметки местных миссионеров о состоянии погоды и отдельных случаях местной жизни. Последние отметки имеют очевидный интерес для нас. К сожалению, книг записей смертей и рождений нет, придется искать их в церковном архиве и в церкви, если там еще что-либо осталось.

4 августа. Переехали в другой дом, к бывшему сотруднику РИКа и имеем свою комнату, чтобы разложиться с бумагами и книгами. Все, что можно было, из РИКа перетащили к себе и принялись за составление схем. Списки посевной площади своими цифрами говорят уже за то, что земледелие существовало только в зачатках — по 1/2 , 1/4 и 1/8 десятин приходится на хозяйство. Не лучше со скотом — в редких шорских аилах приходится по 1-2 коровы, иногда нет ни одной. Зато наибольшее значение имеет охота. Первоначальные сводки составили здесь. На месте выявим остальное. Жаль только, что нам не придется застать охоту на месте, потому что, во-первых, они ходят: очень поздно осенью, а во-вторых, чаще всего верст за 80-100 на лыжах и не меньше как на месяц-два. Зато уборку хлеба и кедровый промысел мы сможем застать на месте. То же и с рыболовством.

Записи миссионеров интересны своими примечаниями. Они проставляют и цену хлеба, и время вскрытия рек, и погоду. Тут же они помечают то, что доходу очень мало, а «инородцы бездоходная статья», о том, что их посетил Владыко или земский начальник. И о различных чудесах обращения в христианство, как от одного слова Евангелия смутилась душа грешника. Количество обращенных в христианство каждый год громадно — мы выписали цифры. Обычно назначали старейшим башлыком крещеного инородца, и он старательно проводил христианство среди своих сородичей. Вообще же шорцы народ более податливый, чем алтайцы, более шаткий и число крестившихся из них огромно. Все шорцы числились христианами, а на самом деле и сейчас, например, в улусе Сага имеется 5 камов. Существует пословица, что «у растущего дерева пня нет, у шорца постоянства нет».

Целый день ушел на подсчеты и писание. Вечером беседовали с членами РИКа. Из них налицо трое: наболее глубокий из них это Кадымаев.

Сам шорец, отец шорец, мать русская. Имел возможность учиться в Томске. Затем был на военной службе на восточном фронте и на южном при разгроме армии Махно. Затем, после демобилизации, уехал к себе домой и с тех пор работает в своем захолустье в Усть-Анзасе то в качестве учителя, то секретаря сельсовета, а главное, как пример своему народу. Здесь он женился. У него семья — трое. Там же он занимается сельским хозяйством, стараясь вводить полезные нововведения. Так, он завел свиней. Шорцы хотели их побить. А спустя некоторое время удивлялись на огромных свиней и не верили, что свиньям только 1-2 года. «Этак и лошадь на убоину не надо». Главное, их прельщал свиной жир, так как они охочи до сала, особенно когда приготовляют тутпаш. Теперь многие ввели в свое хозяйство свиней. Далее он поставил баню, и шорцы сразу же решили поставить сообща общественную баню, но, несмотря на желательность, общественную баню нельзя было разрешить ввиду огромного процента сифилиса среди шорцев. В прошлом году Кадымаев пробовал молотить свой хлеб по-русски, но он у него сгнил в конце концов и сейчас он его обжигает, как шорцы. То же самое получилось у него сначала с плугом. Еще отец его купил плуг, и когда его привез, то ни он сам, ни кто другой не сумели с ним обращаться, и так он стоял без дела и заржавел, а землю продолжали копать мотыгой. Нынче он первый раз вспахал землю плугом и гордится тем, что далеко залез в гору, т.е. вспахал высоко. На мое замечание, что шорцы бороной землю не боронят, а сваленной осиной, он даже обиделся и ругал всех, писавших об этом, врунами. Его мечта — создать экономическую и культурную необходимую жизнь своих шорцев, дать возможность шорской молодежи встать на ноги, выучиться и заменить его, т. е. ждет себе смену. А затем ему хочется уехать опять к себе в Усть-Анзас и заняться исключительно хозяйством, внося полезные нововведения и стараясь толкать вперед в деле сельского хозяйства своих сородичей. Сам он из сеока Карга и Каргинских ценит больше всего. Название народа шорцами он отрицает, указывая, что это есть лишь наиболее многочисленный сеок и первый, который встретили миссионеры, передвигаясь от Бийска. Этот сеок Шор (их 3: Сары шор, Кара шор и Узют шор) и до сих пор живет по Кондоме. Обычно инородцы называют себя по сеоку, а не шорцами.

Сейчас Кадымаев работает в РИКе, он же устроил здесь краеведческий кружок и сейчас всеми силами старается наладить изучение местного края. Для нас он был здесь находкой. И вообще в налаживании культурной и просветительской работы здесь на месте он должен занять одно из видных мест. Необходима литература сюда и известный толчок для работы. Я начала совместно с ним составлять словарь шорского наречия, и эту работу он предполагает продолжать зимой. Это будет одно из необходимых и существенных начинаний в культурной жизни местного края.

5 августа, среда. С утра занялись обследованием местного Госторга. Это фактория Кузнецкого Госторга, существующая с 1 октября 1924 года. До него существовала агентура фактории хлебопродукта с октября 1923 года. До него отделение Губсоюза с 1921 года. До этого — товарно-продовольственная лавка отделения Бийского переселенческого управления с июля 1916 г. еще раньше были только частные купцы. Единственный ответственный работник фактории и приказчик, и заведующий в одно и то же время — Писарев. Служит с начала открытия фактории, а раньше служил два года назад в отделении Губсоюза. Хорошо знаком с делом, формалист. Книги и записи его поражали точностью и аккуратностью. У него в фактории мы выяснили основное устройство и скупку пушнины. Всего они скупили на 7 тыс. за истекший год. Причем очень мешает фактории Бийск и его торговые агенты. Они раньше выставляют цены, чем в Кузнецке, а также дают дороже, например, сейчас за мед Кузнецк выставляет цену 5 рублей за пуд, а Бийск 9 рублей. Объясняется это плановой заготовкой, они непременно должны сдать в Кузнецк, а Кузнецк планово сдает дальше. Кооператив же покупает за 6-8 руб. и свободно сдает. Вообще торговля тяготеет к Бийску. И Бийские агенты наводняют рынок и скупают. Они прокладывают себе тропы не через Кондомское, а окольными путями, например, через вершину Антропа, чтобы их не видели в с. Кондомском. Туда же за ними и вместе с ними едут и частные торговцы. Поэтому зимой дорога их через верховья Антропа более наезжена, чем какая-либо другая.

Надо заметить, что агенты разных торговых управлений, как, например, Госторга Бийского, ЦАТО — Центрального товарищества Москвы и РАКО — Русского Акционерного Общества — поступают с инородцами так же, как и частные торговцы, а именно применяются и спаивание, и обман, чтобы каким-нибудь образом снизить цену. Стараются выехать как можно раньше на закупку, пока шорцы не знают еще настоящей цены. Бывали случаи, когда чернобурую лисицу (они здесь крайне редки) покупали за 25 руб. ассигнациями, а сами продавали за 1000 руб. Частные торговцы теперь значительно сократились. По мнению секретаря РИКа, главное их «гнездо» в Осинниках Кузнецкой волости в 130 верстах отсюда. Это сами же инородцы, но обрусели. А также Мыски по Мрассе. Мелкие торгаши есть в Кобырзе — это мелочь. Раньше торговцы давали обычно в долг и хлеб, и продукты, обычно весной, а в охотничий сезон требовали возврата долга пушниной. Некоторые еще выплачивают долги десятилетней давности. Частные скупщики ехали обычно с вином и брали с собой изюм, который продавали за царскую ягоду. Шорцы платили за него очень дорого и не смели не брать, так как нельзя было отказаться от царской ягоды.

Сейчас государственные агенты дают дороже фактории и перебивают скупку. Всего приблизительно, помимо фактории, прошло пушнины частным и торговым казенным агентам около 30 тыс. руб. Считают, что до революции по району на частную торговлю шло пушнины примерно на 100 с лишним рублей. Часто инородцы сами избегают фактории. Кредитование шорцев разрешается лишь в том случае, если он не задолжал прежнему учреждению, а такая задолженность почти постоянно налицо.

Дома мы просчитали приходные и расходные книги. Количество скупленной пушнины и сумму каждого зверя, а также проданные товары. Огромно количество бурундука и сильно завышена на него цена в связи с заграничными требованиями (цена 7-10 копеек, дошла даже до 12 коп., а в мирное время ценилась в 1 коп., самое дорогое в 5 коп). Белки нынче было мало — цена 1 руб. за шкурку.

Вечером мы имели разговор с секретарем РИКа Кадымаевым. Он говорит, что не только частные торгаши, но чаще, агенты получают с инородца долги с лихвой. Например, в 1922 году пуд пшена стоил 3 белки, но 60 коп. белка, значит 1 руб. 80 коп. В 1925 году с них взыскивают за тот же взятый пуд те же 3 белки, а они уже по 1 руб. — значит 3 руб. и берут таким образом 1 руб. 20 коп. лишних. Остается у них в выигрыше 17 тысяч рублей. Некоторые инородцы мечтают обратиться через народный суд с просьбой о расторжении кабальных сделок.

6 августа, четверг. Целый день прошел в подсчетах. Погода удручающе жаркая. Слышится отдаленный гром, но дождь, видимо, так и не соберется. Со дня нашего приезда не было еще дождя. Крестьяне многие кончают убирать сено. У многих к воскресенью уже все будет убрано. Зато из-за жары начинает болеть скот. Есть три случая чумы среди свиней. Никаких мер не принимается. Ветеринара вообще здесь нет.

21 сентября. Верховья Кобырзы, аил Адоры по р. Кечин и Азас в 45 верстах от Усть-Кобырзы.

…Горел как всегда огонь около чувала. На скамейках кругом сидели хозяева и гости. Кам стоял в левом углу в обыкновенных сапогах, в рубахе с голубой кокеткой с одним голубым рукавом, другим — коричневым, штаны обыкновенные холщовые. Голова, глаза завязаны платком. В правой руке держал колотушку орба. Ударял колотушкой об руку, потому что не было бубна и пел гортанно-хриплым голосом. Камлал уже давно. Временами переставал петь и опускал вниз руки и колотушку, словно удивлялся и убеждал кого-то, разговаривая будто с кем-то. Опять ударял, опускался на колено, бил колотушкою и двигал руками сверху вниз, вставал снова и передвигал левую ногу к правой, как будто плясал на одном месте. Потом нагнулся и стал ударять колотушкою об руку, у самого пола. Повернулся к стене и пел, сам раза четыре подносил руку ко рту, словно кого-то угощал или сам пил. Опять камлал стоя и, смотря прямо к двери, ожесточенно кричал, хрипел одним горлом и махал колотушкою. Затем наклонился и начал махать левой рукой по направлению к правой, словно кого-то ловил и, согнувшись, в согнутом положении завертелся кругом. Женщины засмеялись,

Во время камлания никто не обращал на кама никакого внимания. Все разговаривали друг с другом, входили и выходили из юрты. Дети сосали у матерей, плакали, их унимали. Принесли рыбу, искали туяс с водой, наливали воду, чистили рыбу, повесили котел вариться. Все были пьяные и продолжали пить.

Кам с завязанными глазами, видимо, также пьяный, продолжал камлать. Вытягивал вперед руки и опускал, словно без сил, вниз, бил колотушкою об ладонь руки. Затем повернулся в другой угол и камлал там, повернувшись в правый угол, опустился опять на правое колено и опустил обе руки, правая рука лежала на правом колене. На кисти руки повисла колотушка. Ему вложили в левую руку чашку с аракой. Он выпил. Соскочил опять, гортанно выкрикнув несколько слов, и повертелся, размахивая руками, затем тихо с кем-то говорил, опять удивленно опуская руки и согнувшись, точно схватывая кого-то руками, бегал по всей юрте, а затем словно что-то схватывал и поднимал.

Дети уже спали. Хозяин юрты, совершенно пьяный, подходил уже 4-й раз ко мне и, повторяя слово «хозяин», протягивал руку (представлялся). Он еле стоял на ногах. Жена его, с расстегнутой грудью, со следами сифилиса на лице, пробовала запеть. Он ее толкал локтем. Ребенок сосал у нее грудь.

Кам снова выпрямился и громко пел. То, что кругом делалось, не касалось его. Он с завязанными глазами видел потусторонний мир. Повернувшись еще на одном месте и поговорив прежним удивленным голосом, опустился на скамейку. Старуха взяла у него колотушку. Ему дали чашку с вином и платок, который он сам развязал. Колени у него тряслись. Камлал 2 ч. 17 мин. при нас и до нас, говорят, камлал еще дольше.

Как только кам опустился на скамейку, все точно с ума сошли. Кто кричал, кто бегал по юрте. Схватили салик (плотик). В равом углу были положены небольшой салик, картофель, талкан, в туясе арака, пихта и табак в берестяной маленькой коробушке. И все другие вещи, и молодую пихту с корнем кинули в огонь. Кто-то подкдадывал еще дров, чтобы скорее, и сильнее горело. Пихта вспыхнула, ярко загорелась. Пролили в суматохе суп. Кам сидел безучастно. Остальные кричали. Хозяин уже сидя спал, когда просыпался, начинал шуметь и петь. Стали есть. Несмотря, что в семье сифилис, мои хозяева все ели. Хозяин уже не мог встать. От хозяйки видны лишь были ноги — она свалилась на скамейку. Трофим спал, положив голову на свернутую сеть. Пьяная мать кричала на него и бранилась. Узуга повторяла «казак» и «татарин» и, пьяная, висла у меня на плече. Ушли спать на улицу в балаган и мерзли всю ночь.

Н. П. Дыренкова,
«Шорский сборник», Кемерово, 1994 год.
Архив МАЭ. ф. 3, оп. 1, д. 119.

Опубликовал
Автор и разработчик сайта tadarlar.ru

Комментарии

Обратная связь