С любовью к Шории!

Роль сказителя в сюжетостроении шорских героических сказаний

Анатолий Прокопьевич Напазаков (1937-2004) — традиционный исполнитель шорских героических сказаний, который сказывал эпос речитативом. Он называл себя не кайчи, а ныбакчы (сказочник). Повествование вёл без горлового пения и музыкального инструмента, но активно прибегал к использованию мимики и жестикуляции. Подобный вид исполнения хакасский фольклорист В. Е. Майногашева называет «…чазаг (т. е. «пеший»)…» [2].

С 1996 по 2002 гг. нам удалось от А. П. Напазакова записать на диктофон пять героических сказаний, усвоенных им от Напазакова Федора Дмитриевича (брата отца) и Токмагашева Павла Петровича (Пабель) — ярких носителей мрасской эпической традиции. Таким образом, все пять эпических произведений («Қуба Салғын», «Кӱмӱш тӱктӱг кӱмӱш сар аттығ Кӱмӱш Қылыш Кӱмӱш Кӧӧк печелиг», «Қыдат Қаан», «Тазыл аразыңнаң чайалғаннар Қара Сабақ печелиг Қаан Мерген туңмалығ», «Ӱш очуқутығ Сарығ Тайға») являются образцами традиционного эпоса Северной Шории.

В данной статье на примере героического сказания «Куба Салгын» рассмотрим особенность шорской эпической традиции, когда сам исполнитель непосредственно присутствует в эпическом мире, даёт свою оценку событиям и героям эпоса. Для нас важно определить степень такого участия и возможное влияние сказителя на жизнь эпических персонажей.

Для начала рассмотрим композиционный строй этого произведения. А. П. Напазаков сохраняет традиционное начало, давая зачин, но в сильно сокращённом виде — процесс первотворения земли описан двух строках: «В то время, когда земля создавалась, / Когда земля-вода схватывались (По чер пӱдерде, / По черсил қабарда)». Сравнение с зачином сказания в исполнении другого современного сказителя В. Е. Таннагашева показывает, насколько развёрнутым и детально подробным может быть зачин героического повествования: «…Мешалкой земля делилась. / Ковшом вода отделялась. / Зеленея, молодая трава вырастала. / В то время, когда на деревьях, набухая-проклевываясь, / Зеленые листья выросли. / На макушке белой березы с золотою листвой / Сорок птиц щебетали, / Над зелеными травами / Молодые соловьи пели, оказывается» (Қалақпа чер пӧлӱжӱп, / Қамыспа суғ пӧлӱшчиған тем полтур. / Кӧгериш-кел, кӧк ӧлеӊ ӧсчаттыр. / Ағаш паштарынға тамчылаш-келип, чарылыш-кел, / Кӧк пӱр ӧсчитқан тем полтур. / Алтын пӱрлӱғ ақ қазың паштарында / Қырық қушқа қағыш-чӧрча. / Кӧк ӧлеңниң паштарында / Кӧк торчуқтар кӧглеш-чӧрчиған полтур) — [рукопись сказания «Солнце увидевшая Кюн Кёк» — «Кӱннӱ кӧрген Кӱн Кӧӧк»]. Далее следует описание владений богатыря, коновязь, конь и дворец алыпа.

В другом своём сказании «Кан Мерген с сестрой Кара Сабак, рожденные в корнях» — «Тазыл аразыңнаң чайалғаннар Қара Сабақ печелиг Қаан Мерген туңмалығ» А. П. Напазаков дал подобный вариант зачина: «Давно это было: / Прежде нынешнего поколения было, /Позже давнего поколения было. /В то время, когда земля cоздавалась, /Когда земля-вода схватывались» (Пурун полча: / Амдығыдың алында/Пурунғу тӧлдӱн соонда. / По чер пӱдерде, / По черсил қабарда). Далее следует описание окружающей природы и владений хана: «Когда стал смотреть на белый свет / На большой холм взобравшись, затем вижу» (Ақ чарыққа анаң кӧргеним, / Улуғ қырға шықкел, анаң кӧргеним).

После завершения аудиозаписи этого сказания, на наш вопрос, знает ли он другие варианты зачинов (или концовок), кайчи признался: «Некоторые в сказаниях начинают по-другому, я ведь иду по прямой, хотя знаю другие варианты зачина!» (Ныбақты тӧзелерде тоже тӧзепчалар, пашқоқ, мен прямой-оқ парчам-но, а тӧзелерге, тӧзетчам!).

В подтверждение своих слов, он привел другой вариант зачина: «…Чайзаны на белом свете, / Сотворившись, пришли: / Реку ковшом стали делить, / Землю мешалкой стали делить» (Чайзаңнар ақ чарыққа / Чайалкел, келдилер. / Суғду омашпа ӱлешчалар. / Черде қалақпа ӱлешчалар). Затем он еще раз повторился, что он знает, как начинать сказывать, однако сам так не сказывает (А андығ айтпанчам, тӱгезе оңнапчам).

Интересно, что в этом зачине физическое разделение земли и воды производят появившиеся чайзаны. В сказаниях В. Е. Таннагашева эти процессы происходят без прямого участия божеств и чайзанов. Возможно, здесь А. П. Напазаков ошибся, назвав чайзанов вместо чайачы (творцов). Чайзанами в шорском эпосе выступают табунщики и пастухи. Однако надо иметь в виду, что в словах чайачы/чайзан имеется общий корень чай/чайа, что означает `создавать, творить, расстилать`. Хакасский исследователь В. Бутанаев слово чайзаң трактует как: `глава рода, феодал, удельный князь; алтын чайзаңнар — золотые чайзаны (так назывались ханские дети, наследники престола` [3].

Перед очередной записью сказаний А. П. Напазаков некоторое время не мог определиться, какое сказание ему исполнить: «Кыдат Кан», где, как он считал, «много (кӧп) айна» (чертей, нечисти, дьяволов) или «Куба Салгын», где «мало (ас) айна». После некоторых сомнений, он остановился на последнем эпосе («Куба Салгын»), и, начав со строк: «Давно это было: / Прежде нынешнего поколения было, / Позже давнего поколения было» (Пурун полча ба: / Амдығыдың алында, / Пурунғунуң тӧлдӱн соонда), тут же перешёл к описанию окружающей природы и владений алыпа, продолжив изложение от первого лица: «Белый свет осмотрев, / Затем вижу…» (Ақ чарықты эбиркелип, /Анаң кӧргеним…).

После нескольких минут сказывания, кайчи спохватившись, что упустил сюжет рождения малыша, попросил остановить запись: «Э, останови!» (Э, токта!).

В результате заминки, перед повторной аудизаписью я по ошибке громко объявила другое сказание «Кыдат Кан», на что кайчи посомневавшись, ответил: «Че, успеем!» и тут же начал сказывать объявленное мной сказание.

Зачин в этом сказании получился более развернутым, где он упомянув о давнем времени происходившего, от первого лица рассказал об одновременном появлении деревьев и людей: «Затем отправляя, вижу: / То ли макушки тополей набухая, распускались? / Макушки берёз колыхались. / Когда макушки тополей распускались, / Весь народ здесь ходил. / Когда макушки берёз колыхались, / Народ-люди здесь собирались (Анаң ызыбодурғаны-мо, кӧргеним: /Терек пажы тербейча ба? / Қазын пажы қалбайча. Терек пажы тербегенде, / Текши кел чорчең полтур. / Қазын пажы қалбағайғанда, / Қалық-чоны текши чылчың полтур).

Описав первотворение земли, кайчи ещё раз напомнил о себе, как о сказителе, отправляющем алыпа на богатырские подвиги: «Затем вижу: / Ё, я ведь человек отправляющий!» (Анаң кӧргеним: / Ё, ысчыған кижи-но!) и описал окружающую природу эпического мира, где: …золотая гора, имеющая девяносто перевалов, стояла, / У подножия золотой горы белое море текло….(Тоғузон ашқымнығ / Алтын тайға. / Алтын тайға тӧзӱбе. / Ақ талай ақтӱшкен…). В день записи А. П. Напазаков был в приподнятом настроении, поэтому после описания горы и моря он еще раз похвастал собой: «А как я, кому же сказывать? Всё расскажу!» (А мен чилеп-но, қайде ызыбаларға? / Ол ноо, тӱгезе айдаперейин!), а после нашего одобрения, стал подробно описывать о народе-скоте, живущих и пасущихся на берегу, а затем перешёл к традиционному описанию дворца и ханов-владельцев.

Необходимо отметить, что сказание после краткого двухстрочного («Говоря, что длинное — не укорачивал, / Говоря, что короткое — не удлинял» — Узун теп, узарбадым, / Қысқа теп, қысқатпадым завершения сказания «Тазыл аразыңнаң чайалғаннар Қара Сабақ печелиг Қаан Мерген туңмалығ», я поинтересовалась у А. П. Напазакова слышал ли он о прощании алыпа со своим конём, которого в конце сказания отпускают на волю, на что он ответил, что он знает об этом. Но в этом сказании он не полностью рассказал, хотя надо было сказать: «C коней золотое седло сняв, бросают, / По их спинам погладив, отпускают. / — На горе Сюргю траву щипайте, / Из молочного озера молоко пейте, — говоря, — /По их спинам погладив, отпускают (Аттың алтын эзер ал таштапкел, / Сыны-сайын сийбабкел, пожатчалар. / — Сӱргӱ тағдың от отталар, / Сӱттӱг кӧлдең сӱт ижар, — тепкел, — / Сыны-сайын сийбабкел, пожатчалар». Помимо этого, сказитель продемонстрировал знание традиционного обращения кайчи к слушателям, которое произносится в завершение повествования: «Меня сидя слушавшим людям, / Пусть полная доля достанется, / Меня лёжа слушавшим людям / Пусть полдоли достанется! (Одуркелип, уққан кижилерге, / Туйғу ӱлӱш ползун, / Чаткел уққан кижилерге / Чардық ӱлӱш ползун!). По словам А. П. Напазакова, зная, как традиционно заканчиваются героические сказания, сам он не придерживается такого классического завершения.

В сказании «Тазыл аразыңнаң чайалғаннар Қара Сабақ печелиг Қаан Мерген туңмалығ» А. П. Напазаков сам становился участником события: «…Что это такое? — сказав, / Всмотревшись, / Одного вытащил — / Необычная, / Кучерявая девочка была! / Второго вытащил — мальчик! (…По ноо полду? — теп, / Кӧрӱп сыңнап, / Пирде сӧртибалғаным — / Адаңмада / Челтик шаштығ қыс полған! / Ийгини сӧртибалғаным — олағаш!)

Включение сказителя в эпический мир наблюдалось и у другого кайчи А. В. Рыжкина (1924-2003). В сказании «Алтын Кан», знакомясь с алыпом, кайчи называет свое имя и место проживания: «Что ты за человек? — так он спросил. / — Кто я буду? — сказал, — Я Афоня из Шана Кола… (…Ноо кижизиң поларзың? –теп сурағанда /– Ноо кижизим?– тедим, — Шана Колдың Афоня…).

Нами установлено, что в сказании «Куба Салгын» в исполнении А. П. Напазакова есть неоднократные подтверждения присутствия кайчи в эпическом мире. Сказитель выступает и как очевидец, и как действующее лицо. Эта особенность прослеживается в эпосе и других саяно-алтайских народов (хакасов, алтайцев). Например, как заметила З. С. Казагачева, алтайский кайчи А. Г. Калкин рассказывал: «…о своём общении с богатырями сказаний, как о реальных событиях…» [4].

По ходу развития сюжета образ кайчи (ныбакчи) исчезает, но затем появляется в описании богатырской поездки богатыря. Сказитель подчёркивает формульной ремаркой длительность этого пути: «Мне рассказывать коротко. Ехать им долго» (Мен айдарға табырақ полча. / Ыларға парарға чер керим полча).

Ведя повествование о героях эпоса и переходя от одного персонажа к другому, он конкретизирует, о ком пойдёт речь: «Я отправился вслед за Кара Мёке» (Мен Қара Мӧқке сооба полдум).

Присутствие сказителя в сюжете прослеживается в разнообразных междометных возгласах: тьфу, о, ох, эх, ого, ай, не, пай-пай/пай/пай-о, хе/ ха, о-ё/ё, передающих различные оттенки в сказительской оценке (пренебрежение, восхищение, удивление, огорчение), которые передают и внутреннее отношение кайчи к окружающему миру алыпа. Кроме этого, ныбакчи активно использует побуждающие к действию шорские и заимствованные русские слова: че (да, давай); ну-ка.

Другим фактором присутствия кайчи в повествовании, на наш взгляд, является индивидуальное употребление А. П. Напазаковым некоторых слов и выражений в уменьшительно-ласкательных аффиксах чақ/чек; аш: Қара Мӧккечек (Кара Мёкечек), қазнычақ (свекровушка), қарағажын (глазки), малычақ (скотик), эдичеги (тельце). Использование русизмов в шорской огласовке также является одним из признаков участия кайчи в сюжете: книгады, командаба, судка и др.; либо без изменений: срок, пьяница, жалоба, свадьба, минут, лежит, слабый.

Обильное употребление в устном исполнении героического сказания междометных возгласов, выражающих различное эмоциональное состояние самого исполнителя, усиливает заинтересованность слушателей, их соучастие в судьбе эпических героев. По всей видимости, длинное сказание, исполняемое на протяжении длинной ночи без кая-горлового пения и сопровождения музыкального инструмента-кай-комуса, компенсировалось актерскими способностями и дополнительной эмоционально-насыщенной речью исполнителя, усиливающих душевное сопереживание. Как это было некогда подмечено исследователями, исполнение фольклорных произведений всегда было «театром одного актёра».

Следующим признаком косвенного присутствия сказителя А. П. Напазакова в эпическом мире является привнесение в повествование некоторых моментов из лично-семейного опыта: «…Каждый день меня поедом ела-ела — / Вот и поправилась…(…Мени кӱнӱштанып, чии-чии келгенин: / Чара себирибизе пертирзиң…). Или, например, в диалог жены небесного творца-чайачы и ее мужа включена бытовая сцена отчитывания супруги: «…Когда так было, чтобы ты послушал совета жены… (Тижи кижи сӧзӱн қачен уққан эр полғанзын…, «Куба Салгын»). Описание принятия алыпом слабоалкогольного национального напитка также снижено им до бытового уровня: «… Ак Кан залпом выпил. /Старому человеку немного нужно было… (…Ақ Қаан сыраңай тартыныбыза перди. / Қаары кижеге кӧп керек чоқ полған полтур…) [рукопись сказания «Куба Салгын»].

Из вышеприведённых примеров очевидно, что кайчи не только присутствует в эпическом мире, путешествует следом за богатырём, но и активно высказывает собственное мнение, отпускает шутки в адрес героев сказаний, допускает описания, сниженные до бытовых рассказов. Тем самым, с одной стороны, он развлекая своих слушателей, невольно влияет на эпический стиль сказывания, изменяя возвышенный гиперболизм.

Кайчи, хорошо зная традицию сказывания эпических зачинов и концовок, тем не менее упускает при сказывании их подробное изложение, так как считает, что нужно идти «по прямой». По всей вероятности, для А. П. Напазакова описание процесса первотворения земли в начале исполнения и прощание с конём, а также обращение к слушателям в конце сказания, не являлись важными и значимыми в исполнении эпоса. Для него, как для сказителя, отправляющего алыпа в богатырский путь, главное — успеть пройти с ним по назначенной дороге и вернуться назад.

Аудиорасшифровка героического сказания показала, что «эпическая речь», сказителя не является застывшей. А. П. Напазаков, в зависимости от настроения, состояния здоровья или каких-то иных обстоятельств, мешающих исполнению, мог варьировать зачин и концовку, сокращать их объём. Ныбакчи активно использовал не только собственные сказительские словоупотребления, но и переносил в эпическую среду некоторые моменты из своего жизненного опыта, а также давал оценку действиям персонажей эпоса.

Литература:

  1. Арбачакова Л. Н. Ролевые функции кайчи в шорских героических сказаниях // Гуманитарные науки в Сибири. — Новосибирск. — 2003. — № 3. — С. 92-95.
  2. Алтын-Арыг: Хакасский героический эпос. / Зап., подгот. текста, вступ. ст., пер и коммент. В. Е. Майногашевой. — Москва: Наука, 1988. — 592 с.
  3. Бутанаев В. Я. Хакасско-русский историко-этнографический словарь. — Абакан: Хакасское кн. изд-во, 1999. — 237 с.
  4. Казагачева З. С. Алтайские героические сказания «Очы-Бала», «Кан-Алтын». (Аспекты текстологии и перевода) — Горно-Алтайск. 2002.– 352 с.

Рукописи героических сказаний:

  1. «Алтын Кан» (Алтын Қаан). Зап. в 1996 г. Л. Н. Арбачаковой от А. В. Рыжкина. Архив сектора фольклора народов Сибири Института филологии СО РАН (Фонд Л. Н. Арбачаковой).
  2. «Кан Мерген с сестрой Кара Сабак, рожденные серди корней» (Тазыл аразыңнаң чайалғаннар Қара Сабақ печелиг Қаан Мерген туңмалығ). Зап. 2001 года Л. Н. Арбачаковой от А. П. Напазакова. Архив сектора фольклора народов Сибири Института филологии СО РАН (Фонд Л. Н. Арбачаковой).
  3. «Куба Салгын» (Қуба Салғын). Зап.в 1996г. Л.Н. Арбачаковой от А. П. Напазакова. Архив сектора фольклора народов Сибири Института филологии СО РАН (Фонд Л. Н. Арбачаковой).
  4. «Кыдат Кан» (Қыдат Қаан). Зап. в 2001г. Л.Н. Арбачаковой от А. П. Напазакова. Архив сектора фольклора народов Сибири Института филологии СО РАН (Фонд Л. Н. Арбачаковой).
  5. «Солнце увидевшая Кюн Кёк» (Кӱннӱ кӧрген Кӱн Кӧӧк). Зап. в 2000г. Л. Н. Арбачаковой от В. Е. Таннагашева. Архив сектора фольклора народов Сибири Института филологии СО РАН (Фонд Л. Н. Арбачаковой).

На фото Анатолий Прокопьевич Напазаков и Владимир Егорович Таннагашев

Автор
Художник, поэт, ученый, член Союза художников и Союза писателей РФ
Опубликовал
Автор и разработчик сайта tadarlar.ru

Комментарии

Обратная связь